Наталия Соломко - Белая лошадь – горе не мое (сборник)

– Это моя работа! – не выдержал Саня.

А дядя Вася будто этого и ждал.

– «Ра-бо-та»! – грохнул он кулаком по столу. – Видали? Работа должна быть на работе, понял меня?

– Васька, прекрати! – рассердилась Елена Николаевна. – Не смей на него кулаком стучать!

– Заступайся, заступайся! – не прекратил дядя Вася. – Распустила недоросля!

– Я – недоросль?! – взвился Саня.

– Ты-ты!

– А вы!.. – сказал Саня и задохнулся от полноты чувств, потому что надо ведь еще было найти слова, чтоб полноту эту выразить, не расплескав. – Вы – унтер Пришибеев! Вас забором надо обнести! Вам надо не в школе работать, а овощебазой заведовать!

– Сопляк! – взревел дядя Вася.

– Александр! Немедленно извинись! – приказал отец.

Но Саня не извинился.

– Хватит мной командовать! – решительно ответил он. – Хватит решать за меня, как мне жить и что делать! Я уже вырос, вы не обратили внимания?..

Свет в комнате они не включали, сидели в сумраке и молчали. Гудение троллейбусов на улице, шелест облетающего тополя, звон гитары во дворе – осенний, прощальный вечер. А кто прощается? И с кем? Непонятно, непонятно… Лешка Исупов по-прежнему торчал на подоконнике (а птиц уже совсем не было видно в стемневшем небе), глядел в синюю темень за окном и молчал о чем-то, о чем-то грустил в этот вечер шумный, смешливый ученик шестого «Б» Исупов Алексей. А о чем, кто знает?

И Кукарека притих отчего-то, забыл, что ему надо задать классному руководителю несколько волнующих душу вопросов о Бермудском треугольнике и пришельцах из космоса. А в глубине квартиры было бу-бу-бу, бу-бу-бу… Это старшее поколение обсуждало Александра Арсеньевича. «Ругают они его… все время ругают…» – думал Кукарека и никак не мог понять, за что можно ругать такого замечательного человека.

В коридоре зазвонил телефон. Саня вздохнул и поднялся.

– Алло, – сказал он.

В трубке молчали, и по молчанию этому Саня как-то сразу догадался, кто это.

– Санечка, если меня, то я сейчас! – крикнула с кухни Елена Николаевна.

– Да это меня, меня… – торопливо отозвался Саня, прикрыв трубку ладонью.

– Александра Арсеньевича можно? – наконец спросили там.

– Можно, – сказал Саня. – Это я.

– Здравствуйте… Это говорит Юля Петухова из одиннадцатого «А». Скажите, пожалуйста, а Женя у вас?

– У нас…

– А его мама потеряла…

– Он у нас… – зачем-то повторил Саня, после чего снова помолчали.

– А мама говорит, если он у вас, то пусть идет домой, а то он, наверно, вам надоел совсем уже…

– Нет, еще не совсем…

– А мама говорит, что уже поздно…

– Я провожу…

Молчание. Потом:

– А мама говорит, что это неловко…

– Почему?

– Потому! – отчаянным голосом сказала Петухова Юля. – Мама говорит, чтоб я сама за ним шла, чтоб вас не затруднять!

И тут, вместо того чтобы сказать Петуховой Юле, что его это вовсе не затруднит, Саня принялся подробно объяснять, как до него удобней добраться…

– Сейчас за тобой сестра придет, – сказал он Кукареке, поспешно запихивая под стол рюкзак.

– У-у, зараза! – рассердился младший брат. – Нигде житья от нее нету.

– Мама тебя потеряла, при чем тут Юля?

– Ага, мама! Мама сегодня на дежурстве! Это Юлинская привередничает…

Леша спрыгнул с подоконника.

– Я пойду. Завтра – как всегда?

– Да, на вокзале, – кивнул Саня, лихорадочно оглядывая свою комнату: надо было успеть прибраться.

И он почти успел, когда снова позвонила Петухова Юля и виноватым голосом сообщила, что она заблудилась: трамвая долго не было и она решила идти пешком, напрямик.

– Как вы шли, вспоминайте!

– От кинотеатра дворами…

– Какими? Приметы назовите!

– Ну… Там белье висело на веревке… Синяя такая рубашка. А в соседнем дворе в футбол играли. Один – Валера…

– Какой Валера?

– Малыш… В футбол играл, в шапке с помпоном. А его мама домой все звала…

– А еще?

– Еще – гаражи, а на них две кошки… За гаражами пустырь какой-то, а посередине телефонная будка стоит… Я из нее звоню…

– Ясно, – сказал Саня. – Сейчас мы за вами придем… – Собирайся, живо, – велел он Кукареке. – Юлю пойдем искать.

– Очень надо! – недовольно засопел тот. – Звали ее?

Они вышли в ясный осенний мрак. Во дворе, под тополем, печально звенели струны, там, под тополем, пели горестно и страстно:

В толпе голосов сразу слышен был один – сильный, красивый – голос Шамина, Саниного неблагополучного ученика. Голос этот, легко и медленно летящий в темноте над двором, будто не замечал надсадных, дурацких слов песни, он пел о чем-то другом – и слушать хотелось… Но все вдруг смолкло разом, смешалось – это Шамин заметил Саню, и над двором разнеслось:

Это Сане посвящалось, сомневаться не приходилось. Скинхеды – ребята загадочные, терпеть не могут негров и учителей географии.

Они долго бродили в темноте по дворам, но в конце концов им повезло.

– А я тебе говорю – домой! – кричали из форточки.

– Еще рано! – упрямился в темноте мальчишеский голос.

– Валера, ты слышал, что я тебе сказала?!

– Ну, мам!

– Нечего мамкать, домой!

– Ну мамочка!

– А уроки сделал?

– Сделал!

– Не ври!

– Ну мамусенька!

– Чтоб через десять минут был дома, – сдался взрослый голос.

– Через пятнадцать! – ответил невидимый во тьме Валера и умчался в глубину двора, где неистово лупили по мячу и вопили гневно:

– Толик, пас!

– Вон гаражи, – сказал Кукарека. – Только кошек уже нет… Что они, дуры, что ли, сидеть и ждать…

За гаражами действительно был пустырь, заросший высокой полынью, а в центре полынного пространства странно светилась новенькая телефонная будка, светилась не электричеством будто, а оттого, что внутри ее был огонек – Петухова Юля в алой ветровке. Петухова из одиннадцатого «А» была тихая, серьезная девочка, смуглая, темноглазая, совсем непохожая на своего белобрысого, конопатого брата.

– Замерзли? – почему-то сердито спросил Саня. Впрочем, он был сейчас не Саня, а Александр Арсеньевич.

Юля помотала головой.

– Ну, пойдемте. Я вас провожу…

Они пошли сквозь сухие, пыльные заросли полыни. Молчали. Кукарека унесся куда-то вперед. Александр Арсеньевич шел рядом с Юлей и понимал, что необходимо немедленно заговорить. Сказать что-нибудь такое… Взрослое, серьезное, что положено говорить учителю при встрече с ученицей. Например: «Н-да, вот скоро вы кончите школу… Этот год у вас решающий, Юля». Или: «Вы уже решили, Юля, куда будете поступать?» Но Александр Арсеньевич упорно молчал, и лицо у него было очень сердитое, будто он собирался поставить Петуховой единицу. Так дошли до дома и остановились у подъезда. Нужно было сказать: «До свидания» – и идти домой. Но Александр Арсеньевич стоял и продолжал молчать. И Петухова молчала тоже. А Кукарека носился где-то.