Юлия Ермилова - Пропавший корабль

– Привет, дистрофики! – высокий, но очень худой пожилой мужчина в жёлтом комбинезоне и такой же шапочке, чудом держащейся на самом затылке, посмотрел на мальчиков. Глаза его не мигали, отчего он казался похожим на большую ящерицу. Над ушами неровными клоками росли волосы, похожие на седую шерсть. Всё в нём было острым: локти, колени, даже кадык на шее, казалось, вот-вот прорвет кожу. – Так, с кого начнём?

– С младшего, – решительно сказала мама. «Дистрофиков» она почему-то пропустила мимо ушей. Арс на неё за это немного рассердился: мать называется, могла бы вступиться за родных детей. Тем более что вовсе они не дистрофики. Худенькие – это да, но лучше так, чем есть таблетки от лишнего веса. Хотя въедливый старикашка наверняка привязался бы ещё к чему-нибудь. Арс мысленно сразу прозвал его за вредность и худобу Сушёным Богомолом.

Женя послушно встал в центр светоскопа, похожего на прозрачный солярий. Дверца плавно закрылась за ним. Сушёный Богомол противно хихикнул и нажал на кнопку. Что-то тихо зажужжало, а потом дверца отъехала.

Затем в капсулу вошёл Арс. Внутри она была совершенно гладкой, пустой и светилась зеленью лужаек. Дверца закрылась.

Арс знал, что это такое – светоскоп проводил сканирование организма и выявлял всё: болезни, предрасположенности и даже настроение. В универшке их регулярно сканируют, но там светоскоп маленький, красненький и смешно шутит. Этот больше и значительнее, но главное, из-за чего Арс нервничал, – мама. Она была слишком серьёзной, даже хмурой.

Прозрачная панель зажужжала и отъехала. Арс снова подивился скорости мысли: в светоскопе он был секунд десять, а передумать успел многое.

– Садитесь, подопытные. Если зубы не дороги, ешьте жевастиков, – Сушёный Богомол взял с полки вазочку с разноцветными конфетами и по столу толкнул к мальчикам. Вазочка шустро заскользила. Обиженный на «дистрофиков» Арс не стал её ловить, но она остановилась точно у края стола. Старикашка ещё раз премерзко хихикнул:

– Глаз – алмаз! Хоть и вставной!

Женя охотно сел на гладкую лавочку около стены и взял фиолетового круглого жевастика.

– Вы любите сладости? – спросил он.

Богомол скривился и сказал:

– Ненавижу.

– Тогда вам надо было идти работать туда, где делают жевастиков, – задумчиво сказал Женя и взял ещё одного – розового. – Вы бы их делали, а сами не ели.

Арс презрительно на него покосился. Малышня, пришли по важному делу, а он о жевастиках болтает!

Старикашка нажал на кнопку, из капсулы вышел голографический луч и создал объёмную модель Жени в полный рост. Невысокий смуглый мальчик с тёплыми зелёными глазами, на макушке русый непослушный хохолок, а на шее – кудряшки, непривычно серьёзный – Женя, даже если и не смеялся, был готов в любой момент просиять улыбкой, поэтому ямочки на его щеках никогда не исчезали, даже если его ругали. От простой голограммы изображение отличалось тем, что у мальчика сквозь кожу слабо просвечивали вены, артерии и все внутренние органы. Женя никогда такого не видел и даже забыл про жевастиков.

– Это я? Я, да? Ух ты! А потрогать можно?

– Крокодила в зоопарке потрогай, – невежливо буркнул старикашка.

Мама напряжённо читала строчки, возникшие в воздухе рядом с голографическим Женей, а тот медленно переворачивался вокруг своей оси. И когда появлялась та или иная строчка, на виртуальном Жене начинали мигать разные точки: запульсировала кровь по венам, и это было видно сквозь кожу, потом одежда на груди как будто исчезла, и мягко засветилось, сжимаясь и разжимаясь, сердце. Арс, если честно, тоже удивился, но виду не подал и попытался прочитать, что же написано в строчках. Однако хитрый старикашка так вывел луч, что тот создал изображение лицом к маме, а к ребятам спиной. И с их стороны буквы складывались в абракадабру. Мама ещё не дочитала, когда Сушёный Богомол хмыкнул и подытожил:

– Больной он какой-то у вас!

– Как больной? – встревожилась мама.

– Да шутка! – старикашка громко рассмеялся и хлопнул в ладони, как фокусник.

Казалось, сейчас что-то произойдёт. Женя замер с жевастиком в руке, не донеся его до рта. Но всё осталось по-прежнему. Мама спросила:

– А… старший?

Богомол подмигнул детям, отчего его улыбка съехала на ухо, и сказал:

– Ещё хуже!

И вывел новый луч. В первую секунду у Арса даже какое-то смещение сознания произошло: ты стоишь и смотришь сам на себя, но не в зеркале, а буквально со стороны! Он уже не думал о строчках, а только рассматривал изображение. Мускулы на руках надо бы подкачать. Нет, если честно, для начала их надо заиметь. А уже потом подкачать. И стричься пора. А так – ничего. Куда-то вдаль между мамой и старикашкой смотрел бледный длинноногий подросток с очень тёмными волосами, падающими на лоб, тонкими правильными чертами лица, холодными изумрудными глазами и упрямо сжатым ртом. Мама читала новые строчки, но уже не так напряжённо. Она даже улыбнулась. Луч исчез.

– Ныть будут. Особенно этот, мелкий, – Сушёный Богомол ткнул пальцем в Женю.

– С чего это я буду ныть! – заверещал Женя.

– Вот и я говорю – с чего это ты будешь ныть? А ни с чего. Просто так. Потому что все вы хлюпики. Поколение такое, – авторитетно сказал старикашка и засмеялся мелко, словно горох просыпал.

Арс тряхнул головой, чтобы окончательно избавиться от голографического двойника в глазах. Женя держал на коленках вазочку с жевастиками, но не ел их – смотрел то на брата, то на маму.

– Мальчики! Кто хочет мороженое? – мама произнесла это слишком весело, как человек, который сильно переволновался.

Арс молчал. Женя открыл было рот, но посмотрел на брата и снова закрыл.

– Та-ак… вижу, бунт на корабле! – мама засмеялась. – Хорошо, выходите в коридор, подождите меня, и я отвечу на любые вопросы!

Уже у двери Арс оглянулся. Мама снова была сама собой: оживлённо разговаривала со старикашкой, который запаковывал две колбочки с красными крышками и был теперь похож на старого аптекаря.

– Арс, вот это штука, да? – Женя потрясённо смотрел на брата. Они стояли в коридоре у большого овального окна. Прямо под ним росла огромная рябина, и Арс подумал, что если бы не это сверхпрочное, почти невидимое стекло, можно было бы запросто вылезти из окна на её ветку и спуститься по ней вниз.

– Это полная голограмма, со всеми внутренностями. Я видел так всяких зверей, предметы, но себя – ни разу.

– Сколько раз говорить, не называй это «голограмма»? Я был не голый, а одетый. Значит, это одетограмма. Она показала даже синяк у тебя на коленке!

– Ага, – оживился Арс, – я тебе ещё вчера, когда с горки упал, говорил, что синячище будет отличный, а ты: «Мама “заживлялкой” брызнет – и всё пройдёт!» Как же, даст маме кто-то такой шикарный синяк брызгать! Завтра он ещё темнее станет! Уж я-то спец по синякам!