Камилл Ахметов - 125 лет кинодраматургии. От братьев Люмьер до братьев Нолан

По-своему они были правы. В фильме практически не было речи, и уникальный изобразительный язык Параджанова, опирающийся на выразительность живописи, пластику, образность, символы и аллегории, почти ничего не рассказывал человеку, не знакомому с творчеством и историей жившего в XVIII веке поэта Арутюна Саядяна, о Саят-Нове. И только посвященному зрителю предстоял увлекательный диалог с автором фильма, который делился с аудиторией своим видением пути поэта, выраженным на весьма специфичном для Параджанова языке образов.

Но, с другой стороны, как еще рассказать кинозрителю насыщенную самодостаточную историю, основанную на известных фактах или существующих произведениях? Пожертвовать богатством сюжета ради экспозиции? Ничего не сокращать и добавить экспозицию, каким бы длинным ни получился фильм?

Все это возможно. Но есть и третий вариант – пренебречь излишне подробной экспозицией, как и сделали авторы фильмов «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Москва слезам не верит», «Аритмия» и «Сердце мира». Те, кто живет в нашей стране, и так все поймут. Ведь не стал же Ясудзиро Одзу предварять свой великий фильм о разрыве между младшим и старшим поколением «Токийская повесть»(1953) подробной экспозицией, которая объясняла бы непосвященному зрителю японские семейные традиции и тектонические изменения, произошедшие в них в связи с тотальной урбанизацией страны начиная с 1920-х годов?

Этот способ построения истории – без существенного количества элементов экспозиции, необходимых для полного понимания контекста фильма, если зритель может получить их из других источников, – я рискнул назвать в рамках этой книги контекстным нарративом.

Если фильм Алексея Германа-старшего «Трудно быть богом»(2013) посмотрит зритель, не знакомый с одноименной повестью Аркадия и Бориса Стругацких, ему придется трудно. Из краткого закадрового комментария он, конечно, узнает о том, что действие картины происходит на другой планете, очень похожей на Землю, но надолго отставшей от нее в развитии, и что на планете живет около 30 земных ученых, но для того, чтобы расставить по порядку все места и части действия, этого недостаточно.

Следить за действием легко в том случае, если зритель заранее хорошо знает, что именно и где именно будет происходить, потому что интерьеры дома главного героя фильма Антона, он же Румата Эсторский (Леонид Ярмольник), почти ничем не отличаются от интерьеров королевского дворца или, скажем, тюрьмы.

Следить за диалогами легко, если зритель заранее знает, о чем в них говорится, потому что они максимально приближены к тому, как звучит обычная нелитературная, неинформативная, косноязычная человеческая речь, – в диалоги лишь добавлены подсказки, которые либо знакомы зрителю по тексту повести («Я тебе что про микробы рассказывал?», «По габарям», «Не обнажай в таверне!»), либо нет.

Главная работа, которая проделана авторами фильма, – это максимально подробное, практически под микроскопом, изучение мира, в котором совершается действие. На самом деле не так уж и важно, что там происходит. Вспоминается подход Андрея Тарковского – в восьми новеллах «Андрея Рублева»могло совершаться все что угодно: избиение язычников, ослепление мастеров-резчиков или набег на город – общего смысла картины это не меняло. В мире, построенном для фильма «Трудно быть богом», мог бы по-своему развернуться сюжет «Обитаемого острова» или «Попытки к бегству» тех же Стругацких. Но Герман остается верен исходному тексту, и все, что происходит в фильме, почти точно соответствует оригиналу, за исключением пропущенного эпизода встречи Руматы с доной Оканой.

Знание текста повести Стругацких позволяет узнавать героев без их представления в фильме – сразу видно, кто здесь барон Пампа (Юрий Цурило), а кто Рипат (Валерий Болтышев), кто дон Рэба (Александр Чутко), а кто Арата Горбатый (Валентин Голубенко). В противном случае все эти люди сливаются в некоего коллективного антагониста, которого очень трудно понять. Без предварительной подготовки фильм тоже можно смотреть, но это получается совсем другой фильм.

Изобразить мир грязного, невежественного, больного, вонючего Средневековья, которое ненавидит своих «умников и книгочеев» – интеллектуалов, ученых, поэтов и изобретателей, – было главной целью Алексея Германа. Все, что у Стругацких написано между строк или дано по тексту впроброс, у Германа заявлено максимально жестко, выпукло и страшно. Именно на это подробное, честное, нелицеприятное, гиперреалистичное описание мира у него и ушло три часа экранного времени. Поэтому смотреть фильм рекомендуется только тем, кто хорошо знает текст литературного произведения.

Но если сначала посмотреть картину Германа и только потом прочитать повесть Стругацких, а затем ознакомиться на всякий случай еще и с одноименным фильмом Петера Фляйшмана (1989), то может сложиться интересное впечатление, что сначала вы увидели детальную и безжалостную хронику («выглядит как хроника, работает как драма», помните?), снятую скрытой камерой, потом прочли ее подробную, но несколько романтизированную литературную адаптацию, в которой на первый план выведена идея «интеллигенции, погруженной в сумерки Средневековья», как пишет Борис Стругацкий в «Комментариях к пройденному» [99] Стругацкий А. Н., Стругацкий Б. Н. Собр. соч.: в 11 т. Т. 3. – Донецк: Сталкер, 2001. С. 694. , и нет акцента на чудовищную грязь, вонь и мерзость реального мира, а затем увидели совсем уж легкую экранизацию этого литературного текста с красивыми героями, постановочными боями – и без всякой идеи.

О фильме «Рома»(Альфонсо Куарон, 2018) я успел написать в моей предыдущей книге «Кино как универсальный язык» буквально в момент ее окончательной правки перед сдачей в типографию только один глубокомысленный пассаж:

…новый шедевр Альфонсо Куарона о „последнем человеке“ отображает тончайший срез жизни, сквозь который каждому легко увидеть… свою собственную жизнь [100] Ахметов К. Кино как универсальный язык. Лекции о кинематографе. – М.: АСТ, 2019. С. 429. .

Давайте теперь разберемся, что это за «тончайший срез жизни».

10 июня 1971 года в Мехико произошла «Резня Тела Христова» – кровавая расправа над студентами-демонстрантами. Около 120 протестующих были убиты, в том числе 14-летний мальчик. Так называемые ястребы, которых набирали из числа спортсменов, полицейских, криминальных элементов и обучали боевым искусствам для подавления демонстраций, сначала напали на студентов с палками, а потом – с огнестрельным оружием. Полиции было приказано не вмешиваться, «ястребам» подвозили оружие и боеприпасы на машинах. Раненых добивали даже в больнице Рубена Леньеро…