Антон Долин - Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Нет риска потерять этот самый общий оговоренный язык?

Да, это только одна сторона. Есть и другая: насколько ты остаешься близок с аудиторией. Нельзя замыкаться в собственном мире, необходимо существовать в реальности. Например, фильм «Горько!»: в Москве-то он провалился, а деньги свои огромные собрал в провинции. Что же получается? Если бы мы замкнулись в Москве и снимали для таких, как мы, то ничего бы не вышло. Вот Мише Козыреву не понравилось — но таких, как замечательный Миша, очень мало, такой он один. А люди в Ростове, Новосибирске, Екатеринбурге — их много. И они наконец увидели что-то про себя. Посмеявшись над собой, полюбили себя снова — и поняли, что дураки они несчастные, но хорошие. Чтобы это увидеть, необходимо оставаться частью общества.

А если говорить не об обществе, а о сообществе: кто для вас сегодня в мировом кино — близкие люди?

Я точно понимаю, что делает Джеймс Кэмерон. И про Романа Полански понимаю. И про Вонга Кар-Вая. И про Кан Чже-Гю, это корейский режиссер, который снял «Шири». Мне очень интересно то, что делает Тарантино, — хотя это немножко другое, не очень близкое.

А Пон Чжун-Хо? «Вторжение динозавра»?

Да, я видел. Это же «Дозор», только корейский! Мне вообще нравится в кино игривость. Вот Кэмерон: он серьезный, системный… Но обожает зрителя развлекать. Сделает что-то и ждет твоей реакции. У всех режиссеров, которых я люблю, это умение есть.

К «Ночному дозору» вы пришли как нерусский, несоветский режиссер с иностранным опытом. А к «Особо опасен» — наоборот, как режиссер российского индустриального кино. Вы вообще откуда?

По большому счету, из советского кино. И — шире — российской культуры. Из нас же ничего все равно не высыпется, кроме Павки Корчагина, Достоевского или Платонова. Моим фундаментом было пионерское детство. А цокольным этажом — итальянский и французский артхаус. Ну и советский, конечно, тоже.

Тарковского неужели любили?

Только один фильм, «Иваново детство». Потом в «Андрее Рублеве» меня одна новелла очень волновала, про колокол. А в «Сталкере» на дрезине я спал. Мне очень нравилось, как это снято, но я ни разу не мог этот кусок до конца досмотреть.

Это волшебный эпизод, на нем все спят.

Я вырос в городе Гурьеве, в Казахстане, так там есть в степи место — сонная лощина. Никто не знает, что там: когда караваны там проходили, все засыпали и просыпались только через два километра. Так и у Тарковского. Но я, при всем уважении, из всего артхауса всегда больше всего любил Поланского. А потом пришло американское кино и отполировало всё «Первой кровью» и «Рокки». Сверху присыпало технологическим новейшим кино…

Вы продолжаете удивляться в кино? Когда в последний раз?

Лео Габриадзе в Лос-Анджелесе только что закончил фильм «Оффлайн». По моей давней идее. Перед монитором компьютера или телефона я провожу больше времени, чем в реальной жизни, и могу с большим наслаждением следить за движением мышки или за тем, как открываются файлы. А за тем, как люди ходят за окном, следить сложнее. И не так понятно. Я был уверен, что можно снять кино, действие которого происходит на мониторе — и только там. Написали сценарий и сняли! История про шестерых друзей, которые однажды обнаружили, что в скайпе за ними следит седьмой. А потом они все погибли. Наверное, самое большое мое впечатление последнего времени. Ну, за период уже после «Аватара».

Сегодня проводите для себя, как зрителя, границу между артхаусом и коммерческим мейнстримным кино? Или нет ее?

Я был в прошлом году в жюри Римского фестиваля, Марко Мюллер меня пригласил. Там я совершил невероятное открытие. Я понял, чем отличаются артхаусные фильмы от зрительских. Берешь любой хит: «День независимости», «Армагеддон», «Титаник» — и отрезаешь у него третий акт… Получается артхаусный фильм! Просто надо закончить на том, что все плохо. Есть в трехактной структуре точка, когда всё — хуже некуда, за пятнадцать минут до конца. Уберите финал — и получится артхаусное кино! Можно и наоборот: приклейте третий акт к артхаусной картине, и будет блокбастер. Спасите героиню в конце «Танцующей в темноте» — и миллионы будут смотреть. Точка «хуже некуда» очень важна. Но должно ли все на ней кончаться?

В лучших ваших фильмах — «Ночной дозор», «Особо опасен» — есть своеобразное манихейство: добро и зло равноправны, они всегда рядом. А потом появляется «Ирония судьбы. Продолжение» или «Елки», в которых всё и всегда хорошо…

Представьте себе: новогодний стол, собралась семья, дети пришли, старики сели рядом, все нарядились… Тут ты поднимаешь тост и говоришь: «Начнем с того, что вы все сволочи!» «Ирония судьбы» и «Елки» выходили не 1 апреля или 4 мая, это новогодние фильмы.

То есть, опять канон?

Конечно!

А американцы? У них-то приходят или воры в «Одном дома», или гремлины… Именно под Рождество. То есть без зла не обходится все-таки.

У нас в «Черной молнии» Вержбицкий тоже олицетворяет собой зло! А в «Иронии судьбы. Продолжении» — там Безруков же зло? Как бы…

Он, наоборот, симпатичный, его жалко. Ну, ходячая реклама «Билайна». И сразу ясно, кого девушка выберет.

Мне кажется, в таких фильмах идет борьба не со злом, а с судьбой. В «Елках» вот все боролись, и на плакате было написано: «На Деда Мороза надейся, а сам не плошай!»

А в роли Деда Мороза — добрый президент. Очень правдоподобно.

Я понимаю ваш пафос, но для нашего общества, к сожалению, власть по-прежнему сакральна. Так устроено у нас в стране, восточный менталитет. И «Елки» сделаны точно по тому же принципу, как и наше общество: это пирамида. А попытка дискуссии о том, правильно ли устроено общество, за новогодним столом, как мне кажется, неуместна. Скажем, 1 апреля — более уместна.

Политическим кино заниматься не собирались?

Две попытки у меня были. «Пешаварский вальс» и ролик «Империала» про Ивана Грозного, который демократию загубил. В 1994 году вышел, перед выборами, и сыграл, я думаю, какую-то роль. Но я понимаю силу оружия, которое у меня в руках, — я ведь занимался рекламой, в том числе политической. И если это оружие применить, то за последствия придется отвечать.

Сюжет «Дневного дозора»: откроешь могилу Тамерлана — а потом не закроешь.

Именно! Мы все смеемся над властью, а ее интеллектуальный уровень — фантастический. Она настолько тонко анализирует ситуацию и манипулирует нами, не позволяя нашему бурлению выплеснуться куда-то… Я боюсь принимать в этом участие.

Можно ли подвести единую черту под всеми настолько разными фильмами, которые вы сделали?