Софья Бенуа - Фаина Раневская. Жизнь проходит и не кланяется

Екатерина Васильевна Гельцер, крупнейшая «звезда» советского балета 1920-х годов, ставшая близкой подругой Раневской

Фаина буквально растворилась в театральной Москве. Они с Гельцер не пропускали ни одного спектакля Художественного театра, были завсегдатаями театра-кабаре Никиты Балиева «Летучая мышь»…

…Не стоит считать этот период в жизни Раневской совершенно уж безоблачным. Таких периодов в ее жизни не было вовсе. Фаина с трудом сводила концы с концами, тем более что рачительностью и умением экономить она никогда не отличалась, но мелкие житейские проблемы не могли затмить всего остального. Екатерина Гельцер вдохнула в Фаину новые силы, возродила угасшую было надежду на сценическое будущее и принялась за поиски места для своей новой подруги.

«Гельцер показала мне всю Москву тех лет. Это были «Мои университеты», – вспоминала Раневская.

Фаина была счастлива, ведь почти добилась своего: она вот-вот станет актрисой, она будет играть на столичной сцене (и пусть вначале ее роли будут незначительны и зачастую вообще без слов, но это только вначале), у нее появились новые знакомые, и какие! Один Владимир Маяковский, с которым она познакомилась в доме Екатерины Васильевны, стоил тысячекратно больше всего таганрогского «высшего света» с высокомерными провинциальными толстосумами и их чванными женами.

По рекомендации старшей подруги Фаина устроилась на свою первую театральную работу, которой очень гордилась: актрисой «на выходах» в Летний театр в дачном подмосковном поселке Малаховке (к востоку от столицы). Биограф Матвей Гейзер рассказывал:

«Этот театр в дачном поселке Малаховка, где летом отдыхал весь цвет московской богемы, построил богатый театрал Павел Алексеевич Соколов. В летний сезон там вовсю кипела жизнь – по вечерам на спектакли съезжалась самая изысканная публика. И неудивительно, ведь на сцене Летнего театра пели Шаляпин, Собинов, Нежданова, Вертинский, а в драматических спектаклях играли такие знаменитые актеры, как Яблочкина, Садовская, Коонен, Остужев, Тарханов.

Фаину взяли туда на эпизодические роли, но несмотря на то, что играть ей приходилось всего ничего, да и платили за это копейки, она была совершенно счастлива. Главное – работа в этом театре стала для нее прекрасной школой, там она училась сценическому мастерству у лучших русских актеров. И не только наблюдала за ними, но и играла вместе с ними на одной сцене. А ведь совсем недавно ей заявляли, что «в артистки она не годится».

Свободные от работы вечера Фая посвящала театральной жизни Москвы: ходила на спектакли, знакомилась с творческими людьми – окружением Екатерины Васильевны Гельцер. Экономя свои скудные средства, Раневская хитрила, чтобы попасть на тот или иной спектакль бесплатно. Она с трагичным видом заглядывала в окошечко театрального администратора, устремляла на него свои большие, выразительные глаза и печально говорила:

– Извините меня, пожалуйста, я провинциальная артистка, никогда не бывавшая в хорошем театре.

Хитрость часто удавалась – сердобольный администратор выдавал юной ценительнице театрального искусства контрамарку. Однако вскоре администраторы стали узнавать Раневскую, один из них сочувственно заметил девушке: «Вы со своим лицом запоминаетесь».

Больше всех столичных театров двадцатилетняя Фая любила Художественный театр, спектакли которого смотрела все без исключения и по многу раз. Разумеется, в число кумиров молодой актрисы сразу же попал Константин Сергеевич Станиславский, который был особенно хорош и убедителен, по скромному мнению Фаины, в роли отставного генерала Крутицкого, старика-ретрограда (в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты»). Любимым спектаклем девушки стал чеховский «Вишневый сад» с великолепным, звездным актерским составом, у которого Фае, впитывающей все, как губка, было чему поучиться (Станиславский играл Гаева, Николай Осипович Массалитинов – Лопахина, Ольга Книппер-Чехова – Раневскую). Биограф Андрей Шляхов рассказывает:

«…Однажды Раневская шла по Леонтьевскому переулку и увидела пролетку, в которой сидел Станиславский. От неожиданности она растерялась, а потом побежала за ним, крича: «Мальчик мой дорогой!» Станиславский смотрел на экзальтированную девицу добрыми глазами и смеялся… Эту случайную встречу Фаина Георгиевна пронесет в сердце через всю свою жизнь… Она боготворила Станиславского, преклонялась перед ним, обожала его».

Константин Сергеевич Станиславский – театральный режиссер, актер и педагог, реформатор театра

В это благодатное, хоть и непростое для нее, время знакомства с Москвой Фаина была представлена Цветаевой. Особой любви у Фаи к Марине не возникло, однако женщины стали довольно близкими приятельницами, поддерживающими знакомство много лет. Биограф Матвей Гейзер писал:

«С Цветаевой у Раневской не возникло той глубокой нежной привязанности, которая связывала ее с Вульф, Гельцер или Ахматовой, но тем не менее они сдружились и потом много лет общались и даже поверяли друг другу секреты, которые не всем могли рассказать. Так, например, она куда больше многих знала об отношениях Цветаевой с поэтессой Софией Парнок – отношениях, вызывающих осуждение общества, но совершенно не шокировавших совсем молодую тогда Раневскую. Она уважала любую любовь и сочувствовала «русской Сапфо», как называли Парнок.

У Цветаевой она научилась всегда уважать творчество, даже если оно выглядит не слишком понятным и даже смешным. «Однажды произошла такая встреча, – вспоминала она, – в пору Гражданской войны, прогуливаясь по набережной Феодосии, я столкнулась с какой-то странной, нелепой девицей, которая предлагала прохожим свои сочинения.

Я взяла тетрадку, пролистала стихи. Они показались мне несуразными, не очень понятными, и сама девица косая. Я, расхохотавшись, вернула хозяйке ее творение. И пройдя далее, вдруг заметила Цветаеву, побледневшую от гнева, услышала ее негодующий голос: «Как вы смеете, Фаина, как вы смеете так разговаривать с поэтом!»

Пожалуй, самыми значимыми событиями «малаховского сезона» стали для Фаи два знакомства: с великим русским актером и театральным педагогом Илларионом Николаевичем Певцовым (который в юности считался неизлечимым заикой, как и сама Фаина, однако самостоятельно научившимся преодолевать на сцене мучительное заикание практически полностью) и с театральной актрисой Ольгой Осиповной Садовской. Матвей Гейзер рассказывал об этих судьбоносных знакомствах: