Терри Пратчетт - К оружию! К оружию!

Саму службу должен был проводить декан, который со всем тщанием ее и придумал; ибо до сего дня в Анк-Морпорке не существовало официальной процедуры заключения гражданского брака, за исключением произнесения фраз вроде: «Ну ладно, чего уж там. Надо так надо».

Заметив Ваймса, декан с воодушевлением ему кивнул.

– По такому случаю мы даже почистили орган! – сказал он.

– Ха-ха-ха… орган! – загоготал казначей.

– Очень мощный орган, судя по всему… – Чудакулли замолчал и сделал знак двум ученикам. – Уведите отсюда казначея и проследите, чтобы он немного полежал, хорошо? – сказал он. – Мне кажется, кто-то опять подкармливает его мясом.

В дальнем конце Главного зала раздалось шипение, затем сдавленный писк. Ваймс уставился на чудовищное переплетение трубок.

– Восемь студентов качают мехи, – сообщил Чудакулли под аккоманемент хрипов. – У него три клавиатуры и сотня дополнительных клавиш и педалей, двенадцать из которых помечены знаком вопроса.

– Но возможно ли человеку управиться с такой громадой? – вежливо осведомился Ваймс.

– О. В этом смысле нам повезло…

Вдруг раздался такой мощный рев, что слуховые нервы присутствующих гостей на мгновение отключились. Когда уши вновь обрели способность слышать, то где-то на грани болевого порога они смогли различить вступительные, но чрезвычайно искаженные такты «Свадебного марша» Фондельсона, с удовольствием исполняемые кем-то, кто обнаружил, что у инструмента имеются не только три клавиатуры, но и целый ряд специальных акустических эффектов – от «Кишечного Метеоризма» до «Смешного Куриного Кудахтанья». Сквозь какофонию звуковых взрывов время от времени прорывалось одобрительное «У-ук!».

– Поразительно! – проорал Ваймс сидевшему вместе с ним под столом Чудакулли. – Кто его создал?

– Не знаю! На крышках клавиатур написано имя «Ч. Т. Джонсон»!

Раздался нисходящий вой, затем звуковой эффект «Шарманка», после чего настала наконец тишина.

– Мои парни двадцать минут закачивали воздух, – не без гордости поведал Чудакулли, вылезая из-под стола и отряхиваясь. – Только на «Гласе Божьем» так не усердствуй, хорошо?

– У-ук!

Аркканцлер вновь повернулся к Ваймсу, на лице которого застыла стандартная предсвадебная восковая гримаса. В зале собралось уже довольно приличное число гостей.

– Я в этой области, конечно, не эксперт, – сказал аркканцлер, – но ты ведь уже приготовил кольцо, не так ли?

– Ага.

– Кто поведет к алтарю невесту?

– Ее дядя Чердаг. Он немного не в себе, но Сибилла настояла.

– А кто будет свидетелем?

– В каком смысле?

– Ну… свидетель, он же шафер. Тот, кто вручит тебе кольцо и будет обязан жениться на невесте, если вдруг ты вздумаешь убежать. Декан вычитал об этом в какой-то книге. Правда, декан?

– О да, – ответил декан, который весь предыдущий день штудировал «Книгу Этикета Леди Дейрдры Ваггон». – Всякая невеста, ставшая таковой, во что бы то ни стало обязана выйти замуж. Нельзя позволять невестам разгуливать бесконтрольно – это угроза всему обществу.

– Про шафера я что-то совсем не поду-мал… – удрученно пробормотал Ваймс.

Библиотекарь, вынужденно оставивший орган в связи с отсутствием в нем воздуха, радостно просиял.

– У-ук?

– Что ж, тогда сходи поищи его, – предложил Чудакулли. – У тебя есть еще около полу-часа.

– Но это не так просто. Шаферы не растут на деревьях!

– Даже не знаю, чем тебе помочь…

– У-уук!

Библиотекарь хотел стать шафером. Шаферу дозволяется целовать подружек невесты в то время, как тем не дозволяется убегать. Он очень расстроился, что Ваймс не обратил на него внимания.

Исполняющий обязанности констебля Дуббинс с трудом карабкался по внутренней лестнице Башни Искусства, что-то ворча себе под нос. Впрочем, Дуббинс понимал, что у него нет оснований жаловаться. Они тянули жребий по очереди, поскольку, как сказал Моркоу, нельзя заставлять других делать то, что не стал бы делать сам. Дуббинс вытянул самую короткую соломинку. А это означало… обхохотаться можно… что ему досталось самое высокое здание. А это, в свою очередь, значило, что самое интересное он сегодня точно пропустит.

Погруженный в свои мысли, он не обратил внимания на веревку, свисавшую высоко с потолка. Но даже если бы обратил… какая, в сущности, разница? Это ведь всего лишь веревка…

Гаспод стал всматриваться в темноту.

Оттуда – из темноты – доносилось рычание. И это было не ординарное собачье рычание. Подобные звуки слушали первобытные люди, прятавшиеся в глубоких пещерах.

Гаспод сел и неуверенно постучал хвостом.

– Я знал, что рано или поздно тебя найду, – сказал он. – Старый добрый нос… Лучший в мире инструмент, доступный собаке.

Снова раздалось рычание. Гаспод тихонько поскулил.

– Дело в том, что… – продолжил он. – Дело в том, что… Видишь ли, в чем дело… Меня послали затем, чтобы…

Ныне живущие люди иногда тоже слышат такие звуки. Незадолго до того, как стать не живущими .

– Вижу, ты… пока не расположена говорить. Но дело в том, что… Я ведь понимаю, о чем ты сейчас думаешь: «Этот Гаспод подчинился приказам человека ». Да?

Гаспод нервно оглянулся через плечо – словно сзади могло находиться нечто более ужасное, чем спереди.

– В этом и есть корень всех собачьих бед, понимаешь? – продолжил он. – Это и есть то, чего никак не может понять Большой Фидо. Ты видела собак Гильдии. Ты слышала их вой: «Смерть всем людям!» и тому подобное. Но под этим кроется страх. Внутренний голос нашептывает им: «Плохая, плохая собачка!» Этот страх приходит изнутри – откуда-то из костей, – потому что люди и есть создатели собак. Я знаю это совершенно точно. Лучше бы, конечно, не знал, но так уж получилось. Моя Сила – в знании. Ведь я читал книжки… По крайней мере их жевал.

Темнота погрузилась в молчание.

– Ты человек и волчица одновременно, да? Согласен, это непросто: что-то вроде врожденной дихотомии или типа того. Это делает тебя похожей на собаку. Можно сказать, ты и есть собака: полуволк-получеловек. И ты права: у нас есть имена. Ха! Видимо, поэтому наши тела говорят одно, а головы подсказывают другое. Такова собачья жизнь – быть собакой. И я уверен, что теперь ты не сможешь от него сбежать. Серьезно. Он твой хозяин.

Тьма стала еще более тихой. Гасподу показалось, что он почувствовал в ней движение.

– Он хочет, чтобы ты вернулась. И если он тебя найдет – считай всё, ты пропала. Он заговорит, и тебе придется подчиниться. Но если вернешься по собственной воле – то это будет твое решение. В человеческом обличье ты будешь счастливей. Ну в самом деле, что я могу предложить тебе, кроме крыс и блох? Так что… не вижу особой проблемы. Ну будешь отсиживаться дома шесть-семь ночей в месяц, делов-то…