Ксения Хан - Глаза колдуна

Он просит таксиста высадить его на юге города, прямо у набережной. Раньше здесь не было ничего (пастбища заканчивались до изгиба реки, и дальше отсюда шли неухоженные территории – город официально заканчивался каменной чертой ограды), и через Ли был переброшен один-единственный мостик… а теперь Теодор с раздражением отмечает благоустроенный берег, одинаково белые аккуратные дома в три этажа с одинаковой же черепицей и отрезанные все той же оградой ярко-зеленые поля по другую сторону реки. Он переходит через мост и идет вдоль жилых домов на запад. Ветер дует ему в спину, будто подгоняя – быстрее, быстрее!

Теодора разрывает от противоречивого чувства: ему следует поспешить и найти Клеменс в целости и сохранности; ему следует остановиться, осмотреться в месте, с которого началась его история. Ноги его не слушаются и идут медленно, вяло, а голова гудит.

Дорога ведет Теодора в Уайтхолл, и он знает, где именно Персиваль будет поджидать его: даже если умозаключения Атласа насчет его природы не найдут оправдания, встреча неизбежно случится именно там . На полях Уайтхолла, где когда-то давно были леса, где британские войска сражались с ирландцами и во множестве гибли люди.

Где однажды на исходе восемнадцатого столетия очнулся от беспамятства человек без имени.

Чем ближе Теодор к намеченной цели, тем сильнее стучит у него в висках разбушевавшаяся кровь, тем больше охватывает его засевший в костях страх. Он так долго бегал от ирландского прошлого, что забыл, каково это – бояться собственной природы и не чувствовать своего «я». Вместе с каждым шагом, приближающим его к знакомому роковому месту, он все больше вспоминает, как пугался даже собственной тени в первые дни после пробуждения. «Кто я такой? – вспыхивает в его мыслях давний вопрос, о котором он старался не думать. – Зачем я здесь? Ради какой цели я живу?»

Судорожно ищущая ответы душа его замирает, когда Теодор видит вырастающий из-за горизонта одинокий дом и три фигуры, стоящие у порога. Одна из них оборачивается и, помедлив, срывается с места, бежит ему навстречу, превращаясь из темной точки в Клеменс.

« Спасибо! » – с облегчением думает Теодор, отсылая благодарность всем известным ему богам. Клеменс налетает на него, и он сжимает ее в объятиях, стискивая ее, худую, бледную, почти до хруста.

– Ты нашел нас, я знала, что ты нас отыщешь! – плачет она. Теодор чувствует ее слезы на своей щеке, жмурится, чтобы не видеть скудного пейзажа – одни отвратительно зеленые поля вокруг них, и вдыхает аромат, исходящий от девушки. Горький, травяной. Клеменс пахнет ведьминскими отварами и чужим, не своим духом, но это она, и она цела.

– Ты в порядке? – выдыхает Атлас ей в ухо. Клеменс быстро-быстро кивает.

– Он бы не тронул меня.

Теодор знал это с самого начала, но тревога, растущая в нем подобно опухоли, заполняла собой все тело, пока не взяла под контроль все его чувства и разум, и теперь он испытывает такое облегчение, что подкашиваются колени.

– Мы можем сбежать? – спрашивает Клеменс. Теодор отстраняется от нее, видит ее исхудавшее лицо, огромные глаза в пол-лица, испуганные, как у олененка. Качает головой. Она рвано вздыхает. – Он хочет тебя убить.

– Я знаю.

Атлас находит ее ладонь, крепко сжимает в своей и ведет обратно по узкой дороге к одинокому дому. Навстречу поджидающим им Персивалю и – он не может удержаться от удивленного вздоха – Элоизе Давернпорт.

– А что здесь делает Элиз?

– Не поверишь, – фыркает Клеменс, – отдает дань всем ведьмам. Варит зелье.

Они подходят, и Персиваль, широко улыбаясь, вопреки прежним своим образам просто отвратительного психа выглядит теперь отвратительным раздражающим психом. Элоиза кидает на Теодора многозначительный взгляд и скрещивает на груди руки. Кажется, она совсем не рада его видеть.

– Добро пожаловать в родные земли любимой твоей Ирландии! – громогласно объявляет Персиваль. Он весь сияет и пышет энергией, так что Теодор задается вопросом, какая муха его укусила и что же последует за этим пугающим оптимизмом.

– Ты рад долгожданной публике? – догадывается Атлас. – Поэтому так счастлив?

– Я слишком давно готовил свое представление, – кивает Персиваль. – Но перед этим… Поужинаем? Я приглашаю.

И он гостеприимно распахивает входную дверь.

– Как я могу отказать такому радушному приему? – язвит Теодор.

Никто из них не думает сопротивляться: Атлас послушно шагает следом за Персивалем, чью природу только теперь начинает понимать, сжимает маленькую ладонь Клеменс и косится на тихую, но очень злую Элоизу. В дом они входят друг за другом и оказываются в маленькой кухне.

Все дальнейшее становится фарсом, издевкой над обыденностью: вчетвером они рассаживаются вокруг круглого стола в кухне, Элоиза, поджав губы, ставит перед всеми запеченную в духовке курицу и картофель, Персиваль разливает по стареньким чашкам со сколами свежезаваренный чай. Клеменс шепчет на ухо Теодору, что пробовать эту отраву не стоит и что от нее случаются глюки, но двое других заговорщиков необычного квартета преспокойно пьют из своих чашечек. Так что, помедлив, Атлас следует их примеру.

В чашке у него дымится Эрл Грей, и он невольно вспоминает Бена, которого так и не навестил.

– Зачем ты здесь, Элиз? – спрашивает Атлас; женщина издает смешок.

– Серьезно? До сих пор так ничего и не понял, Тео?

Она кидает на него странный взгляд, серьезный, хмурый, какого он никогда не видел на ее лице за все время их знакомства. Теодор ищет для него подходящее слово и некоторое время молчит.

« Тоска , – думает он, продолжая механически жевать жестковатое куриное мясо. – Это тоска».

– Элиз очень помогала мне весь последний год, – участливо говорит Персиваль и тычет вилкой в сторону Теодора. – А ведь все ради тебя, мой друг.

– Персиваль! – шипит Элоиза, но он, вдруг загоревшись какой-то неведомой идеей, вскакивает с места.

Теодор второй раз думает о том, что таким Персиваль нравится ему еще меньше.

– Элиз не хочет, чтобы я раскрывал перед вами карты, но я все же напомню давнюю историю, которая случилась с Теодором лет двадцать назад… – Он замирает напротив узкого окна, и струящийся свет, разделенный на четыре равные части, вырезает его фигуру из пыльного кокона старого дома.

– Тогда у Теодора не было этого имени, он скрывался за фамилией Лэйк и слыл тем еще слабаком. Но у берегов Англии, куда он позорно сбежал от ответственности за юного Бенджамина, ведь мы все помним печальную гибель его родителей, не так ли? Чего только стоило столкнуть их с моста в ту зимнюю ночь…

– Что?..

– …Уильям Лэйк повстречался с высокомерной дочерью богачей, мисс Элоизой Вебер. Ох, Теодор, сколько женских сердец ты разбил в отместку за свое? – Персиваль делает паузу. Растягивает губы в наглой широкой ухмылке, поворачивается и смотрит на Клеменс. Этот взгляд не предвещает ничего хорошего, поэтому Теодор, сам того не замечая, находит под столом руку Клеменс и сильно сжимает в своей. – Элиз любила нашего героя так сильно, как ты, возможно, не сможешь.