Ксения Хан - Глаза колдуна

Он приподнимается с земли, но руки его едва слушаются, тело ведет от головокружения – земля прыгает обратно в лицо и отказывается отпускать.

– Ты очнулся! – с облегчением выдыхает кто-то совсем рядом с ним. Он поворачивает голову, пытается что-то сказать, но замершие губы не хотят шевелиться. Поэтому он молча наблюдает за фигурой, что склоняется над ним и участливо заглядывает в лицо.

Это девушка. Русые длинные волосы, в которых застряли травинки и сухая земля, загорелые щеки, тонкие губы и прямой нос с горбинкой. Она смотрит на него серо-зелеными глазами и несмело улыбается.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она.

Ответить удается не сразу, но девушка терпеливо ждет.

– Отвр… отвратительно.

Почему-то это заставляет ее улыбнуться шире и согласно закивать.

– Ты упал в воду, почти утонул. Я думала, ты погибнешь, еле тебя вытащила. Встать сможешь?

Он не отвечает, но очень старается хотя бы сесть. Получается это лишь с четвертой попытки – руки скользят по влажной земле, голова идет кругом, – и улыбчивая девушка помогает ему принять вертикальное положение. Отряхивает его от ошметков земли, приводит в порядок густые темные волосы.

Он оборачивается и находит торчащий из земли корень, в который упирался спиной. Рядом высится высокий светлый ствол какого-то дерева.

– Дуб, – поясняет девушка. Пожимает плечами и добавляет, будто он требует от нее ответов: – Это дерево знаний, мудрое дерево. Ну, встаем?

Они поднимаются очень осторожно, девушка придерживает его за руку, подставляет для опоры острое плечо. Он принимает ее помощь с осторожностью; тело будто само помнит, каким бережным нужно быть с подобными леди. Девушка кажется ему хрупкой, как хрустальные фигурки в воображаемом мире старинных вещей.

– Идем? – спрашивает девушка. – Я понимаю, ты только пришел в себя, но путь предстоит неблизкий, а дома нас ждут.

Они шагают нога в ногу, осторожно и медленно. Движутся через неширокое зеленое поле к каменной ограде, через узкий проход, и бредут вдоль дороги навстречу поднимающемуся из-за горизонта солнцу. Белый свет очерчивает профиль девушки, отражается блеском в ее глазах, в улыбке, что касается ее тонких губ. Он пытается нащупать что-то знакомое в ее чертах, но узнавание ускользает, превращаясь в туман.

– Кто? – наконец спрашивает он, не в силах больше терпеть это тягостное молчание между ними. – Кто вы?

Улыбка девушки на мгновение гаснет, но тут же оказывается натянутой обратно. Неправильно, принужденно.

– Меня зовут Клеменс, – говорит она, и это красивое имя он проговаривает одними губами еще раз, чтобы запомнить.

Кажется, что память опять обманет его, умыкнет из-под носа и эту крохотную деталь и заберет с собой и девушку, и ее улыбку. Он пробует назвать себя в ответ – он откуда-то знает, что так принято, – но с ужасом понимает, что не может этого сделать.

Девушка понимающе кивает ему и говорит, словно читая мысли:

– Все в порядке. Я знаю, как вас зовут. Вы – Джеймс. Мистер Джеймс Беккет из Норвича, графство Норфолк.

Он кивает. Ни в мыслях, ни в чувствах это имя не вызывает отклика. Поэтому он доверяется девушке Клеменс и первый раз пытается улыбнуться.

– Вам идет улыбка, мистер Беккет, – говорит Клеменс. – Улыбайтесь почаще. И не грустите, хорошо? Главное, не грустите.

Джеймс сидит в полупустом зале антикварной лавки мистера Паттерсона, пьет чай из голубой фарфоровой чашечки с незатейливым узором и старается не слышать, как в очередной раз ссорятся Клеменс и Бенджамин.

– Когда я спросил тебя, был ли другой способ, ты сказала, что был! – взрывается обыкновенно спокойный юноша.

С ним Джеймс встретился в больничной палате, в госпитале английского городка, где оказался сам с подозрением на сотрясение мозга. Бенджамин впервые предстал перед ним тогда – бледный юноша с темными кругами под голубыми глазами, со спутанными черными волосами, на ноге и ребрах – гипс, повязка на голове. Он встретил Джеймса радостными выкриками, тут же закашлялся и попытался сесть, игнорируя слова строгой медсестры. Когда Джеймс, извинившись за свой потрепанный вид, спросил его имя, Бенджамин замер и вмиг стал серьезным. А потом Джеймса выпроводила из палаты Клеменс, попросила подождать и заперлась внутри вместе с шокированным Бенджамином.

У них состоялся разговор, которого Джеймс не услышал. По его окончании Бенджамин представился Джеймсу: «Бен, Бен Паттерсон». И голос его сломался дважды, а сам Бен не выглядел таким радостным, как прежде.

– Я уже говорила! – кричит в ответ Клеменс. – Я испугалась, что у меня не хватит сил на него! Вдруг я бы сделала все еще хуже, вдруг бы он умер!

Они ругаются так уже не впервые. Джеймс проводит рядом с этой парочкой довольно много времени и до сих пор не может понять природы их отношений. Кажется, они должны быть друзьями (иногда Джеймс думает, что они встречаются, но потом гонит от себя подобные мысли, потому что они вызывают тупую ноющую боль в груди).

Джеймс решает остановиться на термине «приятели», и Бенджамин, услышав это однажды, хмуро ему кивает.

– Мы приятели, – соглашается он нехотя. – Но в одном важном вопросе не можем сойтись во мнениях. Не волнуйся, Джеймс.

Этот совет ему повторяют слишком часто, чтобы он мог ему следовать, и только Клеменс, улыбающейся и спокойной, Джеймс верит, когда та говорит, что все будет хорошо. Ее слова действуют на него странным образом, описать который он не может и не хочет – просто доверяется ей, как в тот раз в поле.

Ему сказали, что на окраине ирландского города Трали он спас девушку от смерти. Джеймс идет вместе с нею и Бенджамином на похороны какого-то паренька по имени Джошуа Байерс и женщины с красивым именем Элоиза Давернпорт – и охотно верит в свои силы. Клеменс рассказывает, что к погибшим мог бы присоединиться и он сам, если бы не вступился за нее в каком-то темном конфликте, в подробности которого его никто не посвящает. Джеймс расспрашивает и Клеменс, и невеселого Бенджамина, но в итоге сдается.

– Вы помиритесь? – спрашивает он однажды, когда видит Клеменс на ступенях антикварной лавки.

Она живет в доме своего отца неподалеку от набережной и приходит каждый день к Джеймсу и Бенджамину. Проводит с ними какое-то время, а потом ссылается на неотложные дела и сбегает. Джеймс чувствует, что между ними нарастает напряжение, и если ссору Бена, приютившего его, и Клеменс он готов терпеть, то собственное немое противостояние с Клеменс ему не нравится совершенно.

– Конечно же, мы помиримся, – кивает Клеменс и слабо ему улыбается. Она старается улыбаться всегда, когда они видятся, и Джеймсу нравится ее оптимизм, но за ним он чувствует тоску. А порой, когда она не замечает его, видит ее грустные глаза. Он хочет понять их причину, но упирается в стену молчания, растущую между ними каждый день все выше.