Ксения Хан - Глаза колдуна

Джеймс боится, что однажды эта милая девушка Клеменс закроется от него навсегда.

– Ты был англичанином, – заговорщицки вещает она одним теплым августовским вечером. Они втроем, Клеменс, Джеймс и Бенджамин, сидят в зале антикварной лавки, пьют чай и стараются поддерживать беседу, но в итоге бросают эту нелепую затею. И Клеменс начинает рассказывать сказку, представляя Джеймса одним из ее героев.

– Ты был англичанином – нет, не ирландцем, увы! Ты был офицером в армии Британской Империи, великой и могучей. У тебя была жена Демельза и сын, юный Эндрю. До конца твоей службы оставался какой-то месяц, когда тебя и твой полк отправили в глубинку Ирландии. Вы должны были подавить вспыхнувшее там восстание и вернуться домой победителями. Но ирландцы, свободолюбивые и яростные, как волки, бросили все свои силы, чтобы вас одолеть. И ты погиб вместе со своими солдатами в крохотной роще на окраине маленького городка Трали.

– Это невеселая история, – говорит Джеймс, позволяя себе усмешку, но никто его не поддерживает.

– Это жизнь, – загадочно отвечает ему Клеменс.

Она рассказывает Бенджамину о магии, ведьмах, о силе, что скрывается в именах. Они вдвоем ведут подобные беседы слишком часто, чтобы Джеймс их игнорировал, и поэтому иногда он сидит в зале магазинчика и невольно прислушивается к голосу Клеменс.

– Он должен был погибнуть вместо Нессы, – говорит девушка. – Гвион Бах оживил его ей в защитники, а она пошла на смерть вместо него и погибла. Если бы не чертово имя, понимаешь? Серлас . Как будто мало над ним поиздевались! Она связала его с этим именем и оставила неприкаянным, без цели, без помощи! Такую связь сложно было разрушить.

– А Шон?.. – вздыхает Бенджамин, и Джеймс слышит в его голосе печаль, и вспоминает портрет мальчика, которого недавно похоронили.

– Если бы я догадалась обо всем раньше, я бы разорвала эту порочную связь и для Шона. Его зовут Джошуа, Бен. Запомни.

Клеменс снова злится, и они возвращаются к старой теме их неизвестного Джеймсу конфликта. Бенджамин упрекает ее в каких-то силах, упоминает зелье знаний из старых кельтских сказок, винит в том, что загадочный «Теодор» мог бы остаться с ними. Джеймс решает для себя, что этот человек тоже погиб в недавнем конфликте, и не расспрашивает Клеменс о нем, хотя испытывает жгучее желание это сделать.

– Прекрати! – кричит она на Бена. – Я заключила сделку с Гвионом Бахом, каким бы подлецом он ни был, и сделка эта честная! Имя Теодора – в обмен на билет до богини Дану в один конец. Я выполнила свою часть уговора.

– Ты его с лица земли стерла! – взмахивая руками, восклицает Бенджамин. – Это не жизнь, которую ты ему обещала! Думаешь, он был бы тебе благодарен?

– Он заслуживает спокойных дней! Я сняла с него проклятье, пусть теперь он живет и стареет, как и все люди!

Что-то звенит на кухне позади магазина. Джеймс думает, что это трескается чашка в руках Бена.

– Теодор был моей семьей! Ты отняла ее у меня.

Джеймс знает теперь, что в именах кроется большая сила, и пользуется своим с осторожностью.

– Тебя зовут Джеймс Беккет, – упрямо повторяет Клеменс, смахивая с глаз слезы. Они ссорятся с Бенджамином и спорят до хрипоты, и Бен вымещает на Клеменс обиду, причин которой Джеймс не знает. Он подходит ближе к Клеменс и осторожно проводит пальцем по ее щеке, стирая влажный след слез.

Она вздыхает и вдруг словно бы чего-то пугается и убегает из лавки, а на следующий день является перед Джеймсом как ни в чем не бывало.

После очередного такого случая Джеймс решает, что дольше терпеть нет смысла.

– Я хочу уйти, – говорит он однажды вечером притихшим, заключившим неочевидное перемирие Клеменс и Бенджамину. Они оба смотрят на него одинаково понимающе, и Джеймс видит, что этого от него и ждали.

Только в глазах Бена теплится какая-то надежда, но Джеймс думает, что он с ней никак не связан.

Теодор стоит у порога антикварной лавки и осматривает набережную спокойным, теплым взглядом, которого Клеменс никогда не видела на его лице. В такие моменты она думает, что не зря подарила ему жизнь без воспоминаний, стерла все его бесчисленные тяжелые годы, превратив их в сказку на ночь. Бен не понимает ее и не может простить обиды, и она лишь надеется, что однажды он ей поверит.

– Я не знаю, куда пойду, – признается Теодор.

«Джеймс, – поправляет себя девушка. – Его зовут Джеймс Беккет. Он англичанин».

Последнее веселит ее, несмотря на ситуацию, и Теодор – нет, Джеймс – замечает ее улыбку.

– Вы очень красивая, – внезапно заявляет он. Клеменс краснеет и чувствует одновременно радость и горе, разливающиеся у нее в груди. Когда он уйдет, в ее жизни появится большая дыра. Чем заполнить ее?

Джеймс стягивает с мизинца старое серебряное кольцо, с которого она не сводит глаз, и протягивает ей. Тяжелое. Клеменс сжимает его в ладони.

– Береги себя, Джеймс Беккет, – говорит девушка, вскидывая к Джеймсу голову. Она не боится, что он заметит ее слезы, – это пустое, это пройдет со временем. Он улыбается ей и кивает.

– До свидания, мисс Карлайл, – отвечает Джеймс, наклоняется к девушке и целует ее в уголок губ, очень осторожно, будто хрустальную. Клеменс хочет его обнять, но запрещает себе поддаваться глупым желаниям.

– Прощайте, мистер Атлас, – шепотом роняет она, когда Джеймс отворачивается и уходит вдоль набережной, растворяясь в белом рассветном свете восходящего солнца.

Клеменс толкает дверь антикварной лавки и буквально падает внутрь, ничего не видя из-за слез перед глазами.

– Чаю? – привычно спрашивает Бен, сидящий в новом кресле с красивой ярко-зеленой обивкой. Клеменс кивает, и он, взглянув на нее, вдруг спокойно ей улыбается.

ГОД СПУСТЯ

Бен проворно спускается по витой лестнице, пропуская пару скрипящих ступенек. Их давно следует заменить, но он каждый раз откладывает скучное занятие и находит себе отговорки – словом, повторяет поведение Теодора, который всегда ругался на раздражающий скрип, но ни разу не предпринял попытки что-либо с этим сделать.

Бен напевает себе под нос незамысловатую песню, стягивает с деревянных перил пиджак и выходит в зал, переполненный гостями.

– И кто придумал проводить аукцион в крохотной лавочке? – смеется Клеменс, минуя его с подносом закусок. Бен смотрит ей в спину – девушка приветливо машет Саймону Маккоулу, который в лавке антикварных вещичек среди нескольких видных богачей переминается неуклюже, словно слон, кивает стервятнику Стрэйдланду и подходит к отцу.

В самом деле, кто надоумил их ввязаться в эту авантюру?

Бена не оставляет в покое мысль, что маленькая ведьма Клеменс – теперь лишь на словах, хвала всем кельтским богам! – задумала какую-то пакость. Он почти уверен, что в ее заготовленной для гостей речи сегодня не один раз прозвучит имя Персиваля, Гвиона Баха или Талиесина. Лучше бы она послала всех к праотцам и успокоилась…