Татьяна Мастрюкова - Приоткрытая дверь

– Как бы она не грохнулась… – озабоченно вторила ему мама. – Вдруг провод перетрется?

Только папа повернулся, чтобы идти за стремянкой, как люстра, словно в насмешку, замерла, будто ничего и не было.

– Она уже не первый раз так, – решила сообщить я. Папа нахмурился и принес-таки стремянку.

– Все в порядке с проводами. – Он попытался подтолкнуть люстру, чтобы она начала крутиться, но она только покачнулась и снова замерла.

Пришла бабушка, встала в дверях, сложив на груди руки, и долго смотрела на вертлявый светильник. Потом укоряющим тоном, будто мы были в чем-то виноваты, сообщила, что они с дедушкой получили эту массивную антикварную красавицу в подарок от дедушкиной родни. Она очень старинная, может быть, даже революцию видела. Или нет. И никогда, за все время своей службы, их не подводила.

Поскольку историю люстры мы уже неоднократно слышали, то деликатно промолчали. Бывало, что бабушка рассказывала одни и те же истории из своей жизни одними и теми же словами и очень удивлялась и обижалась, если ей на это указывали. Мама иногда раздражалась, но чаще мы просто молчали и слушали, чтобы бабушку не обидеть.

На этот же раз к уже знакомой истории бабушка добавила что-то новое:

– Андрей Васильевич, помнится, рассказывал, что у него на старой квартире тоже лампа ни с того ни с сего крутилась. И как-то был у них в гостях его друг-художник, заметил это и сказал: «Эк у вас черти лампу крутят! Почистить надо квартиру!»

– Да, сделать уборку никогда не лишне. Особенно у него, насколько я помню, – оборвала бабушку мама.

Та встрепенулась, как боевой конь при звуках трубы:

– Перестань, Санда, ты отлично поняла, что речь об освящении квартиры!

– Мам, Андрей Васильевич алкоголик, и друзья у него всегда были такие же. Мало ли что им мерещилось! – с укоризной заметила мама. – У них там, может, в каждом углу черти чего-то там крутили!

Но бабушка стояла на своем:

– Он тогда еще не пил! И почему если художник, то обязательно сразу пьяница? Этот его друг, кстати, потом в монастырь ушел!

В молодости у бабушки был роман с одним известным художником. Не знаю, почему уж, но мама всегда над этим фактом подтрунивала, выводя свою мать из себя. Так что на любые замечания о художниках бабушка реагировала очень нервно.

Мама со вздохом закатила глаза, показывая, что спорить бесполезно. Бабушка еще больше вспылила. Папа только усмехался, устроившись в уголке с планшетом. В общем, все остались при своем мнении.

– Бабушка, а как он их видел, этот художник? Ну, чертей? – тихонько оттаскивая бабушку в коридор подальше от стычки, поинтересовалась я.

Она сначала грозно глянула на меня, но, убедившись, что я не собираюсь прикалываться, тоже тихо ответила:

– Говорил, что домашняя нечисть часто выглядит клубочками пыли. Потому сразу и не поймешь. Зря мама твоя так. И будто он видел, как вокруг лампы эти самые комочки пыльные крутились. В какую сторону крутятся, в ту и лампа.

– А что потом с Андреем Васильевичем стало?

Вопрос бабушке не понравился, она поджала губы и метнула сердитый взгляд в сторону родительской комнаты, где мама продолжала выступать по поводу любителей горячительных напитков и творческих личностей.

– Что-что! А тебе что?

– Так что? – не отставала я.

– Попал с нервным срывом в психушку, и там его залечили. Тихий стал. Потом пить начал и помер. Но нервный срыв у любого человека может быть. Не обязательно у сумасшедшего или алкоголика!

Понятно, что с такими подробностями объяснение про крутящуюся лампу теряло всякий смысл. Даже если и имело долю правды. Поэтому-то бабушка и злилась.

И все бы ничего, но буквально вчера мама опять наезжала на меня по поводу уборки.

– У вас с бабушкой в комнате аж шарушки пыли катаются! – пеняла она мне. – Нельзя же быть такой грязнулей, дочь! Вы же этим дышите! Прямо перекати-поле по полу мотаются, а ей хоть бы хны!

Я хотя и удивилась, потому что ничего такого не замечала, но особого значения ее словам не придала. А потом просто прошлась пылесосом по углам, хотя никакой сверхъестественной грязи и пыли не заметила, уж тем более перекати-поля .

Можно было бы встать на защиту бабушки и съехидничать что-нибудь по маминому поводу, но я понимала, что никогда этого не стану делать. Иначе в психушку попаду и я.

– Нет, ну ты посмотри! – Бабушка вышла из кухни, держа обеими руками вешалку с юбкой, в которой легко было признать теткину собственность. – Вот ведь шебутная! Всех на уши поставила, а сама ее на самом видном месте развесила. Говорила же сама, что на двери повесила, так ведь и висит.

Покачивая головой и посмеиваясь, бабушка отнесла юбку в Люлину комнату. Дверь, кстати, снова была приоткрыта, а конверта, который тетка подкладывала для устойчивости, нигде не было.

Я не стала акцентировать внимание на том, что, когда я завтракала уже после Люлиного ухода, никакой юбки на двери и вообще нигде в обозримом пространстве не висело.

У нас не было домашних животных. Тете Юле было все равно, для нее главное, чтобы была ичная свобода и никакой ответственности. Я хотела попугайчика. Папа говорил, что от птиц одна грязь и шум, надо бы завести собаку, как у него в детстве. Бабушка тут же убеждала, что от собак-то как раз самая грязь и шум и есть, к тому же их нужно выгуливать, а она на такое не пойдет ни под каким предлогом! Бабушка была твердо уверена, что выгуливать собаку заставят именно ее. А вот насчет кошек никто из нас троих особенных возражений не имел, но тут вступала мама.

– Я не против кошек, против них – моя аллергия, – всегда говорила она.

Действительно, несмотря на то что кошки маму просто обожали и тут же стремились либо потереться об нее, либо усесться ей на колени, сама она немедленно начинала чихать и плакать. Так что умилялась ими только на картинках, а на улице и в гостях старалась держаться подальше. Чем, собственно, становилась для кошачьих особенно привлекательной.

Вентиляционная система в доме очень занимала меня, когда мне было лет пять. Короб воздуховода, забранный частой декоративной решеткой, выступал из стены бывшей гостиной, а ныне комнаты моих родителей на уровне потолка. Я одно время упрашивала папу, чтобы он отвинтил решетку и позволил устроить в этом коробе маленький домик, как у Карлсона, чем очень веселила домашних. Они смеялись, что в этом домике скорее поселится мышиный король, чем в меру упитанный мужчина в расцвете сил.

Возможно, когда-то вентиляционная система была приспособлена под камины, но сейчас представляла собой уродливые коробки, ни к селу ни к городу прилепленные к потолку. Впрочем, на этот короб никто не обращал внимания.