Карина Демина - О бедной сиротке замолвите слово

Есть ли у него этот месяцок?

Я вздохнула и отключилась. Перед глазами заплясали знакомые мошки, намекая, что я как бы сама не двужильная и хороший отдых еще никому не мешал. Но я отмахнулась от них. Проморгалась. Протерла глаза, которые знакомо саднило.

Зрение сфокусировалось не сразу.

Итак, что мы имеем? Малкольм по-прежнему спит, но, кажется, ему уже полегче… и надо бы в сознание привести, но чуть попозже, сначала самой в этом сознании закрепиться не мешало бы. А вот Айзек розовенький такой, что младенчик. Ага, кровоток пашет, и сердечко работает почти на пределе… это ненадолго, скоро тело себя окончательно осознает и восстановит нормальный ритм.

Хорошо.

Не обмочился. Не вырвало. И вообще вид у него до отвращения здоровый… Я молодец?

Наверное.

Могла бы, похлопала бы себе в ладоши. А так… вот до стола доползу и яблочко съем… или два. Водички попью, опять же… на четвереньках, конечно, оно дольше… у человека две ноги, а у лошади – четыре. Раз-два… Масленица придет, и фьють… раз-два-три-четыре…

В дверь стучат.

Кто там?

Кто бы ни был, нам он не нужен… а водичка холодная, пусть и графин кажется неподъемным. Кажется, всего-навсего кажется… подниму я его… и удержу. И вообще в себя я возвращаюсь много легче, чем раньше.

– Никого нет дома! – рявкнула я, поскольку стучавший не спешил угомониться.

– Открой!

А… Рай, слабое звено… хрен тебе… девушки не ругаются, и надо бы себя перевоспитать, но некогда и незачем. Я и так прекрасна, куда ни глянь. Особенно в мокрой футболке. Ладно, не одна я такая буду.

С этой жизнеутверждающей мыслью я опрокинула кувшин на голову Айзека. А что, ему уже можно в сознание вернуться. Да и Малкольма вытащить пора бы. Он лежит ровненько, пряменько… аж дрожь пробирает. Айзек же очнулся…

Да… определенно.

И высказался…

Притворюсь, что не слышала, но пару оборотов запомню. На будущее. А то ведь будущее у меня еще то… специфическое.

Айзек за голову схватился.

– Открой! – дверь сотрясали удары. Тараном он лупит, что ли? И ведь не боится попортить казенное имущество.

– Не умею! – крикнула я, забираясь в кресло. На всякий случай пощупала лоб рыжего. Лоб был теплым, сердце билось ровно, и вообще… не знаю, как надолго поможет моя очистка, но ему определенно стало лучше.

– Рай, успокойся, – подал голос Айзек и, вытянув руку, ткнул в радужную пелену пальцем. Она и лопнула, аккурат что пузырь мыльный огромных размеров.

Я же приложила палец к губам.

Надеюсь, поймет.

И взглядом на Малкольма указала: вот он, наш пациент. Ага… недоумевает? И хмурится… конечно, как можно близкого друга в вещах нехороших подозревать?

Наверное, стоит порадоваться, что у меня нет подобных друзей.

И вообще…

Дверь распахнулась.

Кто-то зол.

Волосы дыбом торчат. Глаза горят. И выражение лица такое… характерное.

– А ломиться в чужую комнату, между прочим, неприлично, – не удержалась я, стискивая руку Малкольма. Вставай, красавец спящий, а не то поцелую…

– Ты…

– Я, – я зевнула. – Я – это я. А если тебе кажется, что я – это не совсем я, то проблемы с тобой, а не со мной. А еще так нервничать – вредно для здоровья. Это я тебе как целитель говорю. Будущий. Вот хватит удар, и что тогда?

– Что? – поинтересовался Айзек, отжимая футболку.

Да… с мышечным каркасом и у него полный порядок. А вот эта россыпь родинок на спине здорово печать напоминает… или меланому? Нет, меланому я вблизи не видала, я вообще целитель-теоретик, но вот… круг… и в круге то ли лапа, то ли харя, то ли харя с лапой зверя невиданного.

– Ничего. Инсульт, он ведь молодеет с годами, – наставительно произнесла я и, дотянувшись до головы рыжего, дернула за прядку. – Просыпайся…

Малкольм сел и глаза открыл. Мать моя… а здесь я, похоже, слегка недоработала… сосуды полопались, глаза кровью налились, да и вообще вид у него от здорового далекий.

– Чем вы здесь занимались? – Рай поостыл.

Огляделся.

И чую, глядел не только глазами, природой данными. Ага… если прислушаться, то ощутишь кожей этакий прохладный ветерок. Интересно, а если к нему подобраться…

Не позволит.

Сам или не сам, но кто бы его в игру ни втянул, должен был бы позаботиться. И что остается? Притворяться лохушкой, благо усилий много прикладывать нет нужды.

– Оргию устраивали, не видно, что ли, – я переползла на диванчик и прижала пальцы к запястью Малкольма. Пульс присутствовал.

Сердечный ритм был ровным.

И вообще…

– Мне кажется, ее присутствие дурно на вас влияет, – рявкнул Рай и, выскочив из комнаты, дверью хлопнул. Э нет, мы так не договаривались.

– Айзек, – я пнула блондина, благо сидел он рядом. – Сходи-ка… уведи его на прогулку… придумай что-нибудь… лучше притворись сумасшедшим, которого срочно надо проводить. Рыжий, у тебя ведь есть ключи от комнаты?

– Маргарита…

– Есть?

– Нет.

– Это ты зря, – я почесала макушку. – Обычный замок я вскрою… не смотри так, все умения важны, все умения нужны… с магическим опыта нет… Но будем надеяться, он не такой параноик, как мне представлялось. И моя сестрица… она ведь тоже где-то здесь обретается?

– В женском крыле.

А, ну да, конечно… приличия… куда ж без приличий… я зевнула. Спать хотелось неимоверно, и есть, и пить тоже, и, кажется, пару килограммов я скинула, что уже совсем не здорово. Ничего, вот закончится дело, тогда и…

Если выживу.

Особый отдел по расследованию преступлений, связанных с использованием магических сил, а в просторечье Контора, располагался в старом уютном особняке. Поговаривали, что во времена незапамятные оный особняк принадлежал то ли герцогу, то ли графу, но особе весьма состоятельной и влиятельной, однако вздумавшей состояние вкупе с влиянием пустить на дела противоправные. Как бы там ни было, после разоблачения очередного заговора особняк отошел к короне, а после был предоставлен во владение Конторы.

Среди простого люда об этом месте, в целом тихом и по-своему невзрачном, ходили самые разные слухи, большей частью весьма мрачного толка. Шептались о невинных душах, что сгинули в подземельях по ложному доносу, о пытках и палачах, о магических изысканиях, для которых требовались живые люди, и отнюдь не добровольцы.

Следовало признать, что аура у местечка была недобрая.

Бурая.

Гниловатая.

Да и подземелья имелись. Фредерику самому случалось спускаться, когда выступал экспертом по делу безумного деструктора, вздумавшего сменить полюс дара посредством кровавых обрядов.

Воспоминания были нехорошими.

Узкие ступени, вырубленные в скале. Стены, что тянулись друг к другу, будто вот-вот сомкнутся, а жалкий человечишка, ими раздавленный, – что ж, случается… Стоны. Затхлый тяжкий воздух, с которым не справлялись вытяжки.