Карина Демина - О бедной сиротке замолвите слово

Добрался до двери.

Отступил.

Повернулся спиной и застыл скорбным изваянием. Губы поджаты. Выражение лица решительнейшее и на челе печать глубоких раздумий. Стало быть, не способен решить, что ему делать: то ли мир спасать, то ли меня охранять.

– Не надо путаться под ногами у взрослых людей.

– Что?

– Не лезь, говорю. Сами разберутся. Лучше скажи, что такое мих… михл… та штука, которую мы нашли? – Меня передернуло. Нет, вот разумом понимаю, что ничего особо мерзкого в той звезде не было, но разум разумом, а ощущения ощущениями.

Малкольм поскреб макушку, бросил тоскливый взгляд на дверь – как же, там судьбы мира решались, и без него, – и произнес:

– Это инструмент опосредованного ментального воздействия… я тоже не много знаю. Сама понимаешь, не тот курс, который будут читать при универе, и вообще, все менталисты обязаны пройти регистрацию в Конторе.

Интересно, там санор Альгер отыскал мою любезную сестрицу? И понял, кто она есть? Бабуля-то молчала… усилила линию крови, селекционерка хренова…

– Там их и обучают…

Прививают верность родине и заодно уж санору.

– Обычное внушение, как правило, долго не держится. Боги наделили людей свободной волей, – Малкольм поскреб ногтем ручку. Все-таки душа его требовала действия, хотя, зуб даю, прекрасно он понимал, что в игре взрослых магов его раздавят и не заметят. Лишние мы там.

Лишние.

Только все равно неспокойно.

Я поерзала, пытаясь отрешиться от этого неприятного ощущения, что быть мне надлежит совсем в ином месте.

– Поэтому любое воздействие, во-первых, довольно заметно, особенно если навязываемая воля как бы заставляет человека делать то, что этот человек в нормальном состоянии делать не стал бы. Во-вторых, держится оно недолго. И чем сильнее дар у внушаемого, тем быстрее развеивается наведенная воля.

Не надо геройствовать.

Вот не надо.

И дар мой, который вновь ожил в самое неподходящее время – будто бабочки в животе. Вылупляются. Прям слышу, как лопаются сотни тугих коконов, выпуская чешуекрылый рой. И снова мутит.

Воображение, чтоб его…

– Амулеты же вроде мирршаха позволяют воздействовать мягко, опосредованно… просто постепенно внушается какая-то мысль…

– И не одна, – дверь распахнулась, и в комнату вошла моя сестрица собственной персоной. – А мы вас в другом месте ждали… ждали-ждали и не дождались… Айзек, дорогой, иди…

А раньше у него взгляд осмысленным был.

Нет, я знала, что в деле спасения мира без жертв не обойтись, но вот… продолжала надеяться на лучшее.

Мастер Витгольц никогда не любил убивать.

Умел, это да… какой боевой маг не умеет, но вот чтобы любить… он вздохнул и, материализовавшись за спиной санора Альгера, вогнал клинок в шею.

Хрустнули позвонки.

Завалилась голова.

И то, что еще недавно было человеком – а оно было, Витгольц проверил, – медленно покачнулось и уткнулось лбом в стол. От клинка же поползли черные линии, разрушая энергетическую структуру заклятия.

Заклятия?

Конечно, не стоило и надеяться, что все будет так легко. А санор Альгер оказался куда беспринципней… личина сползала, позволяя убедиться, что казнил мастер Витгольц не того, кого следовало бы.

– Проклятье, – сказал он, вытаскивая клинок.

Мальчишка…

И лицо смутно знакомое, значит, из своих, хотя если не запомнился, то талантами не блистал или, напротив, не доучился, перешел под патронаж, мать его…

Тело покачнулось, и мастер придержал его, позволив упасть на пол мягко.

Что ж… совесть его попозже помучает, это она умеет, а сейчас стоит заняться делом. Тем более на черном ковре постепенно проступал черный же узор отсроченного заклятья. Ловушка создавалась медленно, но была до отвращения точной.

Впрочем, и не такие случалось ломать.

Или…

Мастер Витгольц позволил дымному щупальцу коснуться руки. Ожог был неприятен, а холодок, расползшийся по крови, заставил на мгновенье усомниться: так ли хорош был план?..

Холод пробирался глубже.

Он парализовывал мысли. Он мешал сосредоточиться… он…

– Надо же, – санор Альгер вышел из шкафа.

Пошло.

Но… мастер пригляделся: а шкаф-то непростой и вряд ли вовсе шкаф.

– А мне сказали, что вы умерли… не стоит, эта структура вам не по силам.

Быть может, быть может…

– Во внешних мирах изрядно любопытного встречается, – санор переступил через истончившиеся нити, которые ему вреда не причиняли. – Местные называют эту структуру сетью Ллайс. Используют для охоты на животных. И еще отступников казнят. Вешают на ней и оставляют умирать… тело неподвижно, однако все ощущения сохраняются… скажем, если мне вздумается вас ранить…

Блеснул клинок, вспарывая кожу на лице.

Варнелия будет ругаться.

Ничего, когда все это закончится, Теодор увезет ее в отпуск. Скажем, в Ххнаш, маленький мирок из числа тех, которые во множестве существуют в пределах четвертого кольца, но при всем том особого интереса не представляют.

Там красиво.

Море оттенка аквамарина. Белые скалы. Белые пески. Ветер и солнце. Деревушки… местные ловят рыбу и верят в то, что являются потомками Великого Спрута. Они выходят в море в утлых лодчонках, строят дома из листьев и по вечерам поют и пляшут, ибо море и без того горько от слез…

Тот островок…

И дом, должно быть, сохранился. А если нет, Витгольц отстроит новый, ему не впервой.

– Не желаешь ничего сказать? – Альгер вытащил клинок из шеи мертвеца, вытер о пиджак последнего и, подкинув на ладони, сказал: – Интересная штука… последнего упокоения? Разрушает не только физическую, но и тонкую энергетическую структуру? И не стыдно тебе лишать меня посмертия?

Он вспомнит, каково это – охотиться с острогой на сонных рыбин, что незадолго до рассвета поднимаются из глубин за облаками пурпурного криля.

Или собирать ракушки.

Жарить их на костре…

Как и плоды местных деревьев. Колючие шары аннахри с розоватой нежной мякотью и длинные твердые палки юкики, которые закапывали в песок, предварительно смазав глиной. Жареные, они имели вкус мяса…

– Не смотри ты так тоскливо… кто-то побеждает, а кому-то приходится…

Прибирать.

Острая игла вошла в бедро санора Альгера, и тот дернулся, отшатнулся и, запнувшись за ковер, упал на спину. Надо же… пригодилась.

Мастер Витгольц запустил сердце быстрее, отрешаясь от тянущей боли в мышцах. А кость в руке треснула-таки… точно заругает…

Отпуск.

За все годы, когда он служил короне… и премиальные тоже… и вообще… первый шаг дался с трудом. Одеревеневшие мышцы слушались плохо, суставы, кажется, скрипели, а в затылке появилась характерная боль. Еще четверть часа, и накроет откат…

А миры – это да… много в них интересного, только не стоит думать, что одной конторе позволено заглядывать за порог.