Карина Демина - О бедной сиротке замолвите слово

Могла бы и кого получше найти.

И пусть теперь Витгольц не просто так, а санор королевской милостью и кавалер ордена Дальней звезды, но это еще не значит, что он достоин руки первого целителя…

Кто бы мог подумать…

Никто.

– Как ты думаешь, – уголок губы Витгольца дернулся. – Если мы тихонько сбежим?..

– Еще немного…

Благодарности.

Именные часы… браслеты с гравировкой и крохотной короной… признательность их величеств за верную службу… заключительная речь.

Фанфары.

А королева больше не выглядит такой уж бледной. Яд, стало быть, удалось вывести… хорошо…

Наверное.

Варнелия осознала, что она больше не хочет беспокоиться о пациентах… о других пациентах, пусть бы и коронованных… ей предлагали место, настойчиво даже предлагали, но она, глупая, отказалась.

По состоянию здоровья мужа.

И собственного.

Пусть подчинение удалось снять, но кто знает… а потому, прошу простить нижайше, но новый глава Конторы прав, и следует проявить осторожность…

Она будет навещать ее величество… если позволят.

И быть может, однажды выскажет неодобрение… когда-нибудь всенепременно выскажет, поскольку не привыкла молчать… и будет отлучена от дворца.

Так стоит ли…

– Теперь можно, – она потянула Витгольца за собой, спеша скрыться в сияющей толпе, прежде чем матушка пересечет алую дорожку, благо та слишком блюла приличия, чтобы позволить себе спешить.

А Витгольц поддался.

Боковой ход.

Портьера.

И ниша за ней, в которой матово поблескивает дверь.

В зимнем саду пока еще тихо и безлюдно. Влажно. Прохладно. И пахнет травами. Диковинными плодами висят толстобокие фонари, которые загораются один за другим.

Лавки, к счастью, здесь тоже имелись.

И Витгольц опустился на ближайшую со стоном.

– А я тебе говорила, что надо дома остаться…

– И оскорбить его величество? – он потянулся к ноге и поморщился, когда в спине что-то отчетливо хрустнуло. – Я все еще надеюсь сделать карьеру… хотя бы преподавательскую…

– Карьерист, – она положила ладонь на шею мужа, прислушиваясь.

Ничего страшного.

Кровообращение в ноге почти восстановилось. Очаги некроза погашены, а что регенерация замедлилась до неприличия, так… у всего своя цена имеется. Выжил? Уже хорошо…

– А то… – он потерся колючей щекой о ее руку. – Так поедем в отпуск? Ты и я… и…

И клинику на кого оставить? Ее вовсе собирались закрыть, будто бы клиника и прочие виноваты, что у одной девочки не хватило сил противостоять искушению…

Говорят, что менталистов сводит с ума собственный дар. И чем ярче выражен, тем ближе безумие…

– Поедем…

Не закроют.

Варнелия не позволит… и пара недель неожиданных каникул на восстановление порядка, а потом все вернется на круги своя. Всегда возвращается.

И быть может, вторая девочка все-таки придет в себя и вернется к учебе.

Варнелия надеялась и даже немного верила в чудо.

У целителей они иногда случаются.

Мальчишка был именно таков, как нужно: молод, горделив и полон уверенности, что поймал чудо-птицу за хвост. В выпуклых глазах его читалось желание немедля выдрать из этого хвоста пару-тройку перьев поярче и украсить собственную шляпу.

Чтобы видели.

Конечно, как же… стать королевским магом… не самому знатному, не самому богатому и, положа руку на сердце, не самому талантливому. Впрочем, он-то полагал иначе.

Пускай.

– Это твои покои, – королевский маг ступал медленно, подволакивая ноги. И тяжелая резная трость, на которую приходилось опираться, не спасала. – Менять что-либо не советую…

Не послушает.

Он уже просчитал, что на содержание, которое полагается королевскому магу, можно обставить эти треклятые покои иначе… так стоит ли говорить, что, сколько бы денег и сил он ни потратил, все останется именно таким, как сейчас.

Оно, пусть и неуловимо переменившееся – впрочем, королевский маг, сколь ни пытался, не способен был внятно объяснить суть этой перемены, – имело собственные привычки.

– Посетителей принимаешь здесь. Да и вообще не стоит уходить без острой на то необходимости… о прислуге договоришься с распорядителем…

– Я понял!

Мальчишка не скрывал своего раздражения.

Конечно, он молод и полон сил, а тут какая-то древняя развалина пристает со своими нотациями…

– Что ж, – королевский маг не без труда открыл массивный талмуд. Страницы его кожаные – ходили слухи, будто кожа была человеческой, что явно было неправдой, – пестрели древними символами.

Иногда они менялись.

Иногда даже складывались во что-то, отдаленно напоминающее текст. Порой появлялись и картинки, всякий раз странные, вызывающие внутренний протест, пусть даже в изображенных существах не было ничего действительно уродливого. Было время, когда Скотт старательно перерисовывал все, надеясь разгадать язык, на котором был написан манускрипт. Виделось, что именно в нем ключ к пониманию существа.

Виделось…

Книга кольнула пальцы, напоминая, что пришло время расставаться.

А записи он заберет.

И те немногие вещи, к которым успел привыкнуть за годы добровольного заточения.

– Положи свою ладонь, – велел он мальчишке, и тот вдавил руку в мягкие кожаные страницы. И тоненько взвизгнул, когда шипы пробили кожу.

А чего он ждал?

Кровь и только кровь…

– Прими его заменой… и стражем, – слова, странное дело, дались нелегко. – И да будет его служба долгой…

Будет.

Существо ныне настроено весьма благодушно. Что ж… может, мальчишке и повезет дожить до осознания, насколько серьезно он вляпался.

Или нет.

Впрочем, у бывшего королевского мага имелись собственные планы на остаток жизни. И забота о тех, кто в ней не слишком нуждался, в эти планы не входила.

Первым, кого я увидела, открыв глаза, был Айзек.

Он наклонился надо мной, то ли разглядывая, то ли…

– Целоваться полезешь, укушу… – предупредила я осипшим голосом. И поняла, что жива.

Вот просто жива, и все.

Лежу.

Дышу.

Нюхаю. От Айзека пахло мятными карамельками и еще туалетной водой, несколько резковатой и весьма брутальной.

– А я тебе говорил, оживет, – сказал он и щелкнул меня по носу.

Вот же…

Я закрыла глаза.

И открыла.

Айзек не убрался, правда, более поганых намерений не выказывал, но подвинул стул, как и положено приличному посетителю, в стороночку. Ноженьку на ноженьку закинул, рученьки на колене сцепил. Цветет, зараза этакая…

– Что ты сделал?

И рыжий был тут.

Мра-а-ачный, как ноябрьский вечер. Такой физией только детей пугать.

– Да ничего я не сделал… не целовал я ее, если ты об этом…

– Не хватало.

Странно, но ощущала я себя не сказать чтобы великолепно, но куда лучше прежнего.