Андрей Посняков - Семейное дело

— ОК — оступился. И?

— И оказался насаженным на эти пики. — Михал Михалыч кивнул на острые прутья ограды. — Всё очень похоже.

— Уф! — Дима театрально вытер лоб. — Спа…

— И лично у меня есть только один вопрос, — мягко перебил его эксперт. — Бомж лез не в парк, а из парка. А поскольку в музее все окна-двери целы — Коврижкин проверил, — получается, что Коряга уходил с места ночёвки.

— Проснулся и решил добавить? — предположил Ройкин.

— Ты у нас опер, ты и разбирайся, — развёл руками эксперт. — Я тебе картину нарисую, а подписи добавишь к ней ты.

— Спасибо, Михал Михалыч.

— Обращайся.

Услышавший об убийстве Сулир усидеть в номере, разумеется, не смог. Наскоро прикончив замечательную котлету — с ужасающей скоростью, без вина и аппетита, — он облачился в костюм и вышел в прохладный осенний вечер, якобы прогуляться. Прошёл по площади, свернув прямо перед церковью, чуть прибавил ходу на следующем, безлюдном участке, а оказавшись на нужной площади — той самой, на которую выходил фасад местного музея, — снова принял вид праздношатающийся и так приблизился к небольшой толпе у ворот. Отметив про себя очевидное возбуждение собравшихся: кто-то размахивал руками, кто-то что-то говорил, кто-то озирался, вскрикивал, упоминая полицию и какого-то «несчастного бедолагу». И тем удивительнее было наличие толпы, что время на часах совсем не детское — приближался второй час ночи, — и большинству зевак завтра предстояло идти на работу. С другой стороны, кто же откажется от дармового и крайне редкого зрелища?

— Здравствуйте, уважаемые. — Подойдя, шас вежливо приподнял шляпу. — Случилось чего?

— Человек на ограде повесился! — охотно сообщила пожилая женщина в светлом демисезонном пальто. — Расследуем.

— Полиция расследует.

— Я так и сказала.

— Ужас-то какой!

— Человек?! — изумился Сулир. — На ограде?

— Да-да! Прямо на штыри и напоролся.

— Бомж местный, — уточнил мужик с собачкой. Видимо, не хотел показаться зевакой, вот и заставил животное совершить незапланированный моцион. — Видать, что-то хотел украсть, полез, да и соскользнул — прямо грудью и накололся!

Собачка попыталась пристроиться на лакированные туфли известного щёголя Небалуева, однако шас вежливо, но твёрдо указал животному место.

— Повесился он! Я точно видела.

— Вы не могли видеть, — уточнила старушка в платочке. — Это с другой стороны случилось, где ограда на тупик выходит.

— Почему же вы здесь стоите?

— В тупик не пускают ещё.

Логично…

— Не с той, где тупик, а с той, где пустырь, — перешло в атаку демисезонное пальто. — Его потому и не нашли так долго.

— С той, где тупик! — резанул платок. — Соседки моей дочки с парнем своим с дискотеки ночью возвращались — их в понятые и записали.

— Ну и дела, однако…

Кумар незаметно отошёл от толпы, сделать это было несложно, поскольку челы были чересчур увлечены трагедией и её обсуждением, скрылся за угол, накинул на себя морок, сделавшись невидимым для обыкновенных челов, и прошёл в указанный тупик. Действительно ещё перекрытый полицейской лентой. А вот второе сообщение зевак оказалось далеким от истины: тело нашли не на той стороне, что выходила в тупик, и не на той, что шла вдоль пустыря, а в месте их стыка, на углу. Во всяком случае, именно там заканчивали свою работу полицейские эксперты.

«Место удобное: можно незаметно перебраться через ограду и оказаться в парке музея…»

Подойдя ближе, архитектор внимательно осмотрел бурые потёки на прутьях решётки, после чего перевёл взгляд на двор, в глубине которого, за деревьями, маячило двухэтажное здание музея, старинное, сложенное из красного кирпича и с большими, забранными решётками окнами.

«Интересно, что здесь делал бомж? Ночевал? Скорее всего… Или хотел что-то украсть из музея? Вряд ли украсть… Скорее, ночевал и стал нежеланным свидетелем чего-то. Если, конечно, его смерть и в самом деле убийство».

К сожалению, Сулир был средним магом, даже морок — в данном случае заклинание невидимости — он предпочитал накидывать с помощью артефакта, чтобы не тратить лишних сил, и потому не мог провести полноценное расследование методами Тайного Города. Однако место смерти бомжа — парк музея — заставило шаса насторожиться.

«Возможно, я перестраховываюсь, но лучше так, чем прозевать чужой выпад…»

Кумар вышел из тупика, посмотрел на толпу — челы продолжали обсуждение, — кивнул головой, хмыкнул, зашёл в тень пышного куста, скинул морок, вновь став видимым, поправил шляпу, собираясь как можно быстрее вернуться в отель, и едва не подпрыгнул, услышав неожиданное:

— Ну, ты прямо фокусник, мля!

«Вот ведь некстати!»

В том, что это был именно шас, Газон нисколечко не сомневался. Определил с первого взгляда: чёрненький, носатый, деловой… А когда низенький отошёл от челов и пропал, последние сомнения дикаря развеялись.

«Заморочился, значит, ему интересно…»

Шапка понял, что шас отправился изучать место преступления, и остался ждать результата, попутно гадая, с какого перепуга дорогостоящего шаса — а нищебродов в этой семье отродясь не водилось — занесло в глухую человскую провинцию, в которой он, цивилизованный Газон, оказался исключительно потому, что колонию построили рядом.

— А так — фиг бы вы меня сюда заманили, — пробормотал дикарь, потягивая коньяк из плоской фляжки, которую ему подарил новый друг. — А вот зачем ты сюда прибыл — вопрос, мля…

По общему мнению обитателей Тайного Города, шасы даже чихать отказывались, не видя прибыли, и потому вывод Газон сделал однозначный: пребывание в подобной Озёрску тмутаракани обещало носатому колоссальный доход, а значит, следовало попробовать пристроиться и откусить от шасского пирога пару крошек…

Что такое тмутаракань, дикарь не знал, но словно было красивое, поэтому Газон его запомнил и даже наловчился употреблять вполне к месту.

— А эти крошки могут оказаться очень даже жирными…

И Шапка погрузился в прелестные мечты о том, как шас становится обладателем огромного богатства — как именно становится, мечта умалчивала, но, в представлении дикарей, шасы чисто физически не могли стать обладателями среднего или, допустим, мелкого богатства — только огромного. Заполучив положенное, носатый временно забывает о семейной жадности и щедро награждает своего верного помощника толстыми пачками длинных рублей… После чего он, обогащённый Газон, запрыгивает в седло верного мотоцикла и мчится по окрестным дорогам, хохоча и празднуя.

Мечта, как, впрочем, и все остальные мечты дикаря, оказалась необычайно реальной, и потому расслабившийся Газон едва не прозевал возвращение будущего благодетеля.