Андрей Посняков - Семейное дело

Сказать, что неожиданный собеседник наводил на подростка страх, — значило просто промолчать. Ужас — вот что ощущал Цыпа сейчас, и лишь ленивое обещание догнать заставляло его оставаться на месте.

Обещанию юноша поверил.

— Откуда вы меня знаете?

— Я в Озёрске всех знаю.

— Правда?

— Нет, конечно, Боря, но какое тебе дело до всех, а? Тебе о себе думать надо. — Цыпа сглотнул. Невысокий довольно рассмеялся — он читал чувства подростка, как напечатанную крупным шрифтом газету, — и кивнул на окно, за которым проклятый Ройкин уединился с ненаглядной Лерой. — Нравится училка?

— Да. — Врать бессмысленно, а хамить, типа «Не ваше дело!», страшно.

— Давно за ней следишь?

— Только сегодня…

— Значит, давно. — Невысокий совсем не обиделся на попытку соврать. — Ты за ней следишь, она наверняка об этом знает, но привыкла и не обращает на тебя внимания. Это хорошо.

Речи страшный собеседник вёл обидные, однако Цыпа смолчал.

— С этого дня будешь показывать фотографии мне, — ровно продолжил невысокий. — Все фотографии абсолютно.

— Э-э…

— И фотографий делай побольше. Меня особенно интересует, с кем училка твоя встречается. Всё понятно?

— А… — Борис откашлялся, но всё-таки смог преодолеть напавший на него ужас и спросил: — А что мне за это будет?

— Молодец, — одобрил страшный. И улыбнулся. И улыбка у него, как понял Цыпа, была обаятельной, красивой. Только от неё делалось ещё страшнее. — За это, когда мы закончим, ты сможешь сделать с Валерий своей Викторовной всё, что захочешь.

— Всё? — недоверчиво прищурился подросток.

— Всё, что захочешь, — повторил страшный. — Клянусь Алым Безумием.

— Чем?

— Не твоё дело. — Невысокий резко поднялся с лавки и приказным тоном закончил: — Завтра встретимся здесь же, в это же время.

— В следующий раз неси шампанское, — капризно велела девушка. — А то взял моду являться на свидания с простым белым.

— Не с простым, а с прекрасным пьемонтским, — поправил подругу валяющийся на подушках Ройкин. — Которое ты очень даже любишь.

— Сегодня я была настроена на шампанское.

— Спасибо за комплимент.

Лера улыбнулась:

— Ты слишком о себе возомнил.

— Неужели? — поднял брови Дима. И попытался схватить подругу за руку: — А ну, иди сюда.

— Сам иди. — Обнажённая девушка подошла к столу и вновь наполнила свой бокал холодным вином.

— Как хочешь. — Ройкин вновь завалился на подушки, бездумно глядя в потолок, и вдруг спросил: — Кстати, ты уже слышала насчёт соседки?

— Агафьи Михайловны? — Девушка догадывалась, что только эта старушка способна привлечь внимание полицейского. — У неё ещё фамилия такая забавная… Не помню…

— Брауншвейг.

— Точно!

— Семьдесят семь лет, — задумчиво продолжил полицейский.

— А что соседка? — поинтересовалась Лера, поднося бокал к губам.

— Убили её…

— Убили?! — Девушка поперхнулась. — Что?!

— Убили, — подтвердил приподнявшийся на локте Дима. — Я думал, ты знаешь.

— Когда?

— Сегодня.

— А кто убил? Как?

— Неизвестно, — ответил Ройкин, чуть удивляясь экспрессии подруги. — Её за домом нашли, в переулке. Похоже, кто-то ножом ударил… Да ещё несколько раз… — Опер помолчал, после чего дёрнул плечом: — Что-то много у нас в последнее время трупов.

— Да, — глухо подтвердила девушка, вновь принимаясь за вино. — Много.

Бокал в её руке не дрожал. А глаза…

В глазах тоже не было испуга, но хорошо, что в темноте развалившийся на диване Дима не видел взгляда этих глаз…

Озёрский район, 1941 год, ноябрь

Погода в этом ноябре стояла суровая: снег в начале месяца лёг, мороз тогда же встал, метелило частенько, и выходить из дому без особой нужды желания не было никакого. Да и по нужде — тоже, потому что убивали не только мороз и голод, пришедший вместе с войной, но и немцы, войну на русскую землю принёсшие. Убивали много: за сопротивление, за мысли, за веру, что «Скоро вернутся наши!», убивали по доносам и наветам — желающие послужить новой власти нашлись, не без этого, — убивали просто потому, что нравилось. Немцы охотно позировали на фоне повешенных и расстрелянных, лыбились в объективы и посылали карточки в Померанию и Силезию, украшая обороты сентиментальными подписями: «Дорогая Гретхен, вернусь, когда убью всех русских».

Немцы убивали всех, кого хотели, и потому висящий на ветке дуба труп молодой женщины с табличкой на груди «Партизан» не показался чем-то из ряда вон.

Но напугать — напугал, уж больно неожиданно появился.

— Ой, Господи, Господи, — запоздало вспомнил Бога закоренелый грешник и атеист Свёкла. — Пресвятая Богородица, помоги! А я уж… я уж пожертвую на храм немало… Как-нибудь… Когда добычу возьму…

Вислоносый, весь какой-то дёрганый, угловатый, Никита Свекаев встретил приход немцев на охотничьей заимке, где укрывался от мобилизации в Красную Армию. Не от трусости, естественно, укрывался, а в силу твёрдого убеждения, что дни Советов сочтены, и супротив настоящей европейской силы им не совладать. Вон она какая, сила — вешает, стреляет, насилует, в общем, делает что хочет, а красные… Что красные? Бегут, спасаются, даже Ленинград, свою «колыбель революции», окружить позволили.

Немцы — это сила и крепкая власть, которая пришла всерьёз и надолго. А с их приходом настало время людей ловких и предприимчивых, к коим Свекаев, ничтоже сумняшеся, относил и собственную персону, ни капельки не сомневаясь в своей способности добиться многих благ, став успешным и состоятельным человеком. Надо только ситуацией воспользоваться правильно к вящей своей выгоде и большому хабару.

Вот и шёл Свёкла к усадьбе графской, рассудив, что с приходом немцев персонал санатория, в который обратили большевики старинный дом, разбежался, и ему никто не помешает добраться до вожделенных сокровищ.

Слухи о кладе, что закопала в Гражданскую старая графиня, вот уже двадцать лет будоражили уезд, а затем — район. И когда-то, сразу после учинённого ЧК разгрома, много народу бродило вокруг усадьбы в надежде отыскать запрятанное, да только не вышло. Ни у кого не вышло, однако Свекаев был не простым искателем — знал он секрет, который позволял надеяться на солидный куш. На большой хабар…

Вилась под ногами тропа, в левый глаз путника сверкало вышедшее из-за облака нежаркое солнце. Вообще, с погодой Свекаеву повезло: метель, вроде разыгравшаяся с утра, прекратилась, и морозило не сильно, и поход по лесу больше напоминал прогулку.

Обойдя болото, путник резко свернул в сторону и, проигнорировав шоссе, деловито зашагал берегом озера. Так было быстрее и, самое главное, безопаснее — ни постов, ни патрулей. Часа через два над деревьями показалась маковка Крестовоздвиженской церкви, а ещё через двадцать минут кладоискатель вышел к усадьбе.