Андрей Посняков - Семейное дело

— Брат мой двоюродный тут в ЧК служил, — усмехнулся Бруджа. — И ты, я так понял, тоже?

— Нет, — всхлипнул кладоискатель. — Просто видел вас… Запомнил…

Фашист побарабанил пальцами по столу, а затем бросил — не спросил, а утвердил — фразу:

— Был здесь той ночью.

Очереди «Льюиса» с чердака, холод, роющиеся в шкафах и комодах солдаты и умирающая женщина, сумевшая обмануть его, растерянного и жаждущего мести. Потерявшего голову.

— Был, — признался чел.

— Рассказывай. — Вампир отошёл к окну и уставился в непроглядную ночную тьму. — Как на духу рассказывай.

— Это случилось на рассвете. — Свёкла шмыгнул носом. — Я в парке был, смотрю — девка из земли вылазит…

— Прямо из земли?

— Люк там был скрытый, лаз.

— Продолжай.

— Я… я крикнуть не успел, не предупредил, а она к озеру побежала…

— Прямо на Хлюсписа. Он там стоял в оцеплении…

— Может быть… — Пауза. — Солдаты девку заметили, схватили…

Свёкла сбился.

— Я знаю, что они её насиловали, — ровно произнёс Пётр. — Но Хлюспис клялся, что бросил девку на берегу. Живой. И ещё клялся, что сама уйти она не могла. — Пауза. — Но она была жива. Так сказал Арвидась Хлюспис.

Клялся, рассказывал, молил о пощаде, но ярость Бруджи была столь велика, что в озёрском ЧОНе стало одним Хлюсписом меньше.

— Я её унёс, — дрожащим голосом произнёс Свекаев. Ему было страшно, невероятно страшно признаваться, но он понимал, что стоящий к нему спиной штандартенфюрер всё уже понял, и теперь его, свекаевская, жизнь зависит от проявленной искренности. — Она ведь не только была избита, она больная была. Уже когда из земли вылезала — шаталась.

— Зачем ты её унёс? — спросил вампир.

Он действительно не понимал.

— Мать моя Лане нянькой была сызмальства, — ответил Свёкла. — Я Лану знал… Вот и унёс. Пожалел.

— К матери унёс?

— Да. Она рядом жила.

— А потом? — угрюмо осведомился Бруджа.

— Потом всё.

— Врёшь! Я допрашивал всех, кто стоял в оцеплении! — рявкнул вампир. А испуганный Свекаев сделал вид, что не заметил оговорки. — Я тебя не помню!

— Так я и не служил, — растерялся чел. — Я смотреть пришёл. Там ещё с полуночи шум был… Драка какая-то… Я пришёл, и…

— И всё испортил, — рыкнул Пётр.

— Что?

— Ничего! — Вампир взмахнул кулаком, но и только — выместил злость в резком движении. — Куда девка потом делась?

— Мама её к тётке отвезла, под Питер, на какую-то финскую мызу.

— Мама или ты?

— Мама, — вздохнул Свёкла.

— Она ведь у тебя жива, не так ли? — Бруджа глянул челу в глаза. Мягко глянул, не как охотник, однако пища поняла, насколько беспощадное существо стоит перед ней, догадалась, почему Пётр спросил о матери, и кивнула:

— Мама отвезла Лану в старую мызу, что в лесах меж Териоки и Койвисто. Там старуха жила отшельницей, Дементия, тётка графини Юлии.

— Откуда знаешь?

— Слышал, как Лана маме шептала. Утром они и собрались. — Пауза. — Лана кровью харкала.

— Почему мать повезла, а не ты?

— У меня уже повестка лежала. Мобилизовали.

«Ладно, мызу я отыщу. Главное, что есть направление…»

— А ты, значит, знаешь, где подземный ход, — протянул Бруджа.

— Да. — Теперь Свекаев поник окончательно. — Знаю.

— Ну хоть какой-то от тебя прок. — Фразу Бруджа сумел произнести небрежно, будто и сам всё знал, только виду не показывал, однако пальцы у вампира задрожали.

— И ты решил, что тайник где-то в нём?

— А где ещё? — удивился Никита.

— Я нашёл подземный ход, — веско произнёс фашист. — Но в нём ничего не было.

— Маленький? Который за флигель ведёт?

— Да.

— Так в том я ещё ребёнком игрался, — сообщил опешившему вампиру чел. — Я ведь про другой рассказываю, который почти к озеру.

— Вот оно что! — Бруджа задумался.

Долго, почти две минуты, в комнате царила тишина, после чего Свёкла осторожно осведомился:

— Меня расстреляют?

— Надо бы, — поморщился Пётр.

— Но господин штандартенфюрер! — завыл неудавшийся кладоискатель. — Я ведь как на духу!

— Заткнись.

— Как родному.

— Заткнись.

— Верой и правдой…

— Завтра ночью покажешь, где ход, — ровно произнёс вампир, брезгливо разглядывая чела. — Если найдём — я сохраню тебе жизнь. И награжу.

— Невероятно.

— Бессмысленно.

— Глупо.

— Да что же это делается?

— Да уж, бардак…

— Бардак?! Пихоцкий, ты серьёзно? Ты это называешь бардаком? — Несколько секунд Анисим таращился на секретаря так, словно тот сморозил самую большую глупость, какую младший Чикильдеев слышал в жизни, и с напором спросил: — Как это могло произойти?

Пихоцкий развёл руками, демонстрируя, что они у него чистые, а мыслей нет никаких, и жалобно посмотрел на Кумарского-Небалуева, который с пристальным интересом разглядывал учинённое безобразие.

— Я приказа на эти действия не давал, — снял с себя ответственность архитектор. — Если же вам интересно моё мнение, то я удивлён.

— Чем? — прищурилась Эльвира.

Сулейман Израилович встал в позу, напомнив присутствующим, с кем они имеют дело, и поведал:

— В моей богатой практике были случаи вопиющих примеров бесчестной конкурентной борьбы. Я видел рушащиеся стены и толпы юристов, алчными воронами набрасывающихся на недвижимость. Я помню крыжопольский торговый центр «Карфаген» — три этажа бутиков и олимпийский бассейн в подвале, фитнес класса «А» и звёзды эстрады каждую субботу… Но ничего не помогло: «Карфаген» пал под натиском конкурентов из торгового центра «Империя Рим». Я…

— Сулейман Израилович, вас не затруднит вернуться к теме разговора? — не выдержал Чикильдеев.

— Я в теме, — гордо ответствовал архитектор.

— Не наблюдаю.

— Сейчас поймёте. — Кумарский-Небалуев выдержал паузу, показывая, как трудно ему, модному и знаменитому, в подобном окружении, и продолжил: — Услышав сообщение, я сразу подумал о конкурентах…

— У нас их нет.

— …завистниках…

— Эти не рискнут.

— …и прочих диверсантах, которые опоили охрану и подвергли нашу площадку акту варварского разрушения…

Эльвира закатила глаза. Пихоцкий, поразмыслив, последовал её примеру.

— Я готовился лицезреть картину катастрофического разрушения…

— Сулейман Израилович!

— Я переживал.

Прораб крякнул, но промолчал.

— Я был вынужден принять дорогостоящее успокоительное, которое изготавливает для меня лучший аптекарь Москвы…

— От ночных визитёров было меньше вреда, — едва слышно процедила Эльвира.