Андрей Посняков - Семейное дело

Подростки аккуратно прокрались к грузовикам — тентовым фургонам, — убедились, что часовой клюёт носом, сидя на подножке одной из машин, после чего Матвей жестом велел девочке отвернуться, поднял взятые по дороге вилы, осторожно приблизился к немцу и нанёс резкий удар.

Часовой охнул, на его губах появилась кровавая пена, голова запрокинулась, глаза остекленели, и фашист повалился набок.

— Не смотри на него.

— Не буду, — срывающимся голосом пообещала девочка.

— Влезай в кабину.

Рыкнув двигателем, «Opel Blitz» вывернул к воротам и покатил по грунтовке, но почти сразу свернул к непроходимой летом трясине, известной под названием Чёрное болото.

— Что?!

— Повторяю…

— Повторяй внятно! — рявкнул Пётр, потирая лоб. — Разборчиво!

Утро не задалось. Сначала — жуткое похмелье. Потом — визг и рёв солдат, обнаруживших труп охранника и… Нет, сначала визг и рёв, а потом — жуткое похмелье, потому что пришлось проснуться. Затем — новые вопли, когда солдатня увидела, что пропал грузовик с сокровищами, а значит, накрылась их премия. Ну а в завершение — пронзительный звонок полевого телефона.

— Что случилось?

— Русские начали наступление, господин штандартенфюрер! Их танки прорвали фронт… Думаю, примерно через час они достигнут Озёрска.

Бруджа бросил трубку, зло посмотрел на сереющее небо и процедил:

— Нужно уходить.

…Ехать в машине было куда веселей, чем пробираться пешком по лесу. Ровно урчал двигатель, пробегали за окнами тёмно-зелёные, тронутые серебристой изморозью ёлки, и очень скоро впереди, за ракитником, показалась ровная болотная гладь.

— Лёд! — храбрясь, воскликнул Матвей. — С виду, пожалуй, крепкий!

Девчонка всё же осторожничала:

— Может, дальше пешком?

— Ага, пешком. Двадцать миль! Да ты не бойся — дверцы откроем, а если лёд затрещит — выпрыгнем, успеем!

— Угу… Только ты не гони.

— Да мы и так…

Свернули. Выехали на лёд. Покатили тихонечко, на первой передачке, но… Но уехали недалеко.

Лёд треснул примерно через сотню ярдов. Треснул громко, ясно предупредив о намерениях, и подростки успели выскочить. А грузовик, махнув на прощание тентом, ушёл в трясину. Быстро всё произошло — буквально в секунды! Вот только что ехали, был грузовик — и на тебе! Как не было! А ведь от берега не так и далеко успели отъехать…

— Говорила же, что не удержит нас лёд, — заметила Нюра.

Матвей же лишь руками развёл, только собрался ответить, как вдруг повернулся к берегу, среагировав на быстро приближающийся гул.

— Немцы! — ахнув, парнишка кинулся в снег. — Танки, Нюрка! Ложись! Ну! Чего стоишь-то, дура?

А Нюра смеялась! Счастливо и совершенно открыто, никого не боясь. Смеялась, а по бледному лицу её текли слёзы.

— Э-эй! Ты что ржёшь-то?

— Это наши танки, Матвей, — сквозь слёзы промолвила девушка. — На башнях-то — звёздочки красные!

— Где я? Эй! Кто-нибудь…

Слабый голос девушки разбудил задремавшего в кресле масана. Не от усталости задремавшего, скорее — от монотонности и скуки ожидания. Последние два часа Пётр не сводил глаз со спящей девушки, думал о чём-то, думал… и не заметил, как отключился.

— Где я?

— Вижу, тебе уже лучше, любовь моя! — Пётр буквально выпрыгнул из кресла и присел у дивана на корточки. Взял девушку за руку. Улыбнулся.

— Лучше? — Эльвира недоумённо уставилась на вампира.

Потом огляделась и поняла, что находится в «дневной» комнате Бруджи, в сумрачном кабинете без окон, что прятался в подвале виллы… Письменный стол, два кресла, книжные полки, диван… Диван разложен и застелен, она — на диване. Почему?

— Мы — дома? — Брови девушки удивлённо приподнялись. — Но… как?

— Ты ничего не помнишь?

— Вчера… — Эльвира внимательно посмотрела на любовника. Потом — на настольную лампу, дающую приглушённый свет, прищурилась, сосредотачиваясь, скривилась от головной боли. — Вчера…

Проклятый осведомитель!!

Вот он заглядывает в окно «Мерседеса», вот она не успевает предложить ему сесть в машину, вот он…

— Он стрелял в меня!

— Да, — подтверждает масан, но Эльвира его не слышит.

— Три пули в грудь! Потом он стрелял в голову, но промахнулся!

— Да.

— И последний выстрел — снова в грудь.

— Всё так.

— А потом… — Девушка трёт лоб, но «массаж» не помогает. Её воспоминания заканчиваются на выстрелах, потому что не хочется помнить жуткую боль. Нет желания снова переживать ужас смерти и кошмар восстановления, и потому мозг отсекает неприятное.

— Ты кое-как регенерировала и приехала сюда, — коротко рассказал Пётр. — Ты была в совершенно невменяемом состоянии. Всё кричала, что потеряла «Око василиска», а потом свалилась без сознания и пришла в себя только сейчас.

— «Око» пропало, — неуверенно произнесла Эльвира. — Наверное. Не помню…

— Один раз проснулась, чтобы попить, а на второй раз я накормил тебя куриным бульоном. Но ты всё делала с закрытыми глазами.

— Кажется, я помню бульон, — улыбнулась девушка. — Спасибо.

— Не за что, моя радость. — Масан чуть подался вперёд и поцеловал любимую в лоб. — Ты сделала бы для меня то же самое.

— Наверное…

— Не сомневаюсь.

— А что было дальше?

— Когда? — притворно удивился вампир.

— После того как ты уложил меня спать.

Она слишком хорошо знала любовника и понимала, что без «продолжения» не обошлось.

— Дальше твои раны почти затянулись, и сейчас ты почти здорова. — Он продолжал играть, не отвечая на вопрос, который прекрасно понял, и девушка пока подыграла:

— Почти здорова, но очень слаба.

— Это поправимо.

— Удивительно, что мне хватило сил регенерировать, — вздохнула Эльвира. — Повезло.

И медленно провела рукой по одеялу, неожиданно подумав, что в следующий раз ей может так не повезти.

Плохая мысль для бойца. Очень плохая.

— Ты готовилась к серьёзной драке, — напомнил Бруджа. — И потому в тебе было полным-полно энергии.

— Да… — В зелёных глазах девушки мелькнул испуг. — А она?

— Тварь?

— Да.

— Разберёшься в другой раз.

— Но я потеряла «Око».

— Значит, придётся сильно постараться.

— Это верно — сильно. — Краем глаза девушка заметила «Серебряные кувшинчики», наполненные магической энергией Колодца Дождей, снова улыбнулась, но брать компактные «батарейки» пока не стала. Откинулась на подушку, провела указательным пальцем по предплечью Петра и соорудила на лице хитрющее выражение: — Но когда я спрашивала, что было потом, я не имела в виду свои раны. Меня интересовало, что делал ты.

— Я должен был что-то делать? — притворно удивился Пётр.