Диана Джонс - Рыцарь на золотом коне

Нина сразу бросилась изумлять, поражать и главенствовать. После двух-трех попыток произвести впечатление она заявилась в школу с книжкой, которую нашла у своей тети. Называлась книжка «Распространенные заблуждения».

– Открываю «Клуб суеверий», – заявила она. – Вступительный взнос – суеверие, которого нет в этой книге.

Полли в тот же день стала почетным членом-основателем клуба. У нее появилась привычка на уроках вытаскивать опаловый кулон из-под нового форменного галстука и поигрывать им. Вот и на уроке французского она сидела и крутила кулон в пальцах.

Учительница сказала, что украшения в школе запрещены и Полли должна либо снять кулон, либо описать его по-французски.

– Это не украшение! Это на счастье! – возмутилась Полли. – Он принадлежал моей прабабушке!

И Нина тут же передала ей записочку с приглашением вступить в «Клуб суеверий».

Целую неделю клуб был последним писком моды. Вступить в него мечтали все. По правилам клуба надо было верить во все приметы из Нининой книжки и найти как можно больше других. Тот, кто находил десять новых примет, получал Орден черной кошки, который Нина лично рисовала каждому на плотном желтоватом листке из своего блокнота. Вскоре форменные блейзеры у всех были изукрашены ржавыми булавками, подобранными на дороге, руки чернели от кусков угля, оберегавшего от нечистой силы, на плечах поблескивала соль, которую рассыпали на каждой большой перемене. При виде похоронных процессий и карет «скорой помощи» руки у всех вскидывались к воротникам, и очень многие едва не попали под машину из-за того, что не желали проходить под лестницей или выходили на проезжую часть якобы потому, что дорогу им перешла черная кошка. Двоих застали рыдающими в гардеробе – они разбили зеркала. У всех оттопыривались карманы, набитые всевозможными оберегами, талисманами и счастливыми билетами. Клуб рос, а с ним росла и волна суеверий, она вздыбилась и разлилась далеко за пределы клуба, докатилась до самых старших классов, и в конце концов стало невозможно чем-то заниматься без оглядки на суеверия. Кое-какое внимание Полли уделяла и музыке. Она записалась в школьный хор и на бесплатные уроки скрипки, потому что почти ничего не знала о музыке. И хотела научиться. Когда она слушала, как мистер Линн говорит о музыке с Мэри Филдс, то чувствовала себя полной невеждой.

А в остальном она редко вспоминала о мистере Линне, хотя примерно тогда он написал ей два длинных письма. Одно письмо было с переделанной историей о великане – лавка мистера Пайпера была там гораздо больше похожа на настоящую, которую они обнаружили в Стоу-на-Излучине. Второе письмо Полли понравилось больше, оно было про то, как Тан-Кул, Геро и Тан-Ганивар искали сокровища в пещерах. Там Тан-Ганивар случайно превратился в дракона, а двое остальных едва не убили его, но в последний момент сообразили, кто он. «Ну да, интересно, только как-то глупо», – подумала Полли и убрала письма в папку, оставив их без ответа. «Клуб суеверий» интересовал ее куда больше.

С приближением Хеллоуина клуб стал еще популярнее. К этому времени каждый ученик в школе превратился в клубок причудливых суеверий. Обсуждались духи, ауры, астральные тела, а кто-то даже видел привидение в полуподвале, у биологической лаборатории. А в самый Хеллоуин во время школьной линейки на подоконник села сорока. Линейка была сорвана: все зашушукались, стали скрещивать пальцы, тянуться, чтобы постучать по дереву, и распевать «Сорока-сорока, где была? Далеко». Директор произнес несколько благоразумных фраз, от которых все только разозлились, а перепуганная сорока улетела черно-белым вихрем, и ничего особенного не случилось – ни плохого, ни хорошего.

После этого Нина заявила, что клуб ей надоел. Возможно, ее немного напугал слишком уж шумный успех этого начинания. Однако заваривать кашу всегда легче, чем расхлебывать. Суеверия обернулись всеобщим помешательством на гаданиях. В первый день поветрия Полли гадали трижды – на бумажной гадалочке, по руке и на картах. На следующий день – на кофейной гуще и по «Книге перемен». Каждый раз выходило по-разному. По бумажной гадалочке получалось «Не ищи себе богатого мужа», а по «И-Цзин» – «Взять в жены непорочную девицу – к богатству». Тогда Полли попробовала погадать по трем мискам. В одной было доверху воды, в другой – до половины, а третья была пустая. Задаешь вопрос, закрываешь глаза и суешь руку в миску. Полная и пустая – это «Да» и «Нет». Половина – «Может быть». Там и сям по всей школе собирались компании девочек, они сидели, словно ведьмы, вокруг пластиковых стаканчиков с водой и, затаив дыхание, следили, как чья-то рука нашаривает стаканчик. Полли гадала на воде очень часто. Но как она ни старалась, рука всегда попадала в полупустое тепловатое «Может быть». Тогда Полли бросила стаканчики и записалась в очередь к зеркалу старост.

Школьные старосты зашибали бешеные деньги, взимая плату в десять пенсов за разрешение один раз поглядеть в зеркало, и очередь была длинная. В зеркало полагалось смотреть в почти совершенно темной комнате, набитой остальными желающими, ждущими своей очереди (вероятно, этим все объяснялось), – и тогда в зеркале за твоей спиной проступало лицо человека, который Изменит Твою Жизнь. К несчастью, на сей раз учителя вышли из терпения. Учительская и так уже превратилась в склад конфискованных гадальных карт, игральных костей, волшебных лоз для поисков подземных источников, стаканчиков из-под воды и даже двух хрустальных шаров. Полли ждала своей очереди и вдруг увидела, как за спиной у мальчика, который в этот момент смотрел в зеркало, отчетливо проступило лицо завуча. Было ясно, что завуч самый настоящий. Он отдернул шторы, снял зеркало со стены и выгнал из комнаты всех, кроме старост. Те, кто подслушивал под дверью, когда ее заперли, говорили потом, что не хотели бы оказаться на месте старост. А еще директор сказал:

– Этому надо положить конец.

Конечно, пресечь гадания раз и навсегда не получилось. Однако мода, похоже, прошла. Нина переключилась на «Клуб филателистов». Полли – на скрипку, по крайней мере, постаралась. И потерпела полный крах. У нее напрочь отсутствовали музыкальные способности. Стоило ей взять скрипку в руки, как она тут же становилась неуклюжей, медлительной дурочкой. Остальные ученики уже давно играли красивые мелодии, а скрипка Полли по-прежнему скрежетала, выла и стенала, словно разобиженный морской лев. Под неловкими пальцами лопались струны. На смычке рвались волоски и путались с шевелюрой Полли. И заниматься она терпеть не могла. Делать это приходилось в школе – дома Айви запретила.

– Шум помешает жильцу! – отрезала она. Никакого жильца у них пока не было, однако Айви говорила о нем так, словно он уже есть.