Ксения Левонесова - Город на Лете

Раззадорившись, громила вперевалочку засеменил в кузню и вернулся оттуда с инструментом. Я ожидал увидеть бандуру размером, минимум, с меня, но нет – небольшой такой молоток.

Кузнец аккуратно поставил его на землю рукояткой кверху и жестом пригласил попробовать. Я коснулся дерева – теплое, приятное. Потянул… Будто прикован к земле! И двумя руками хватался, и ногами упирался, и живот почти надорвал – а молот ни на миллиметр не сдвинулся. Наконец я сдался.

– Не получается.

– Значит, оставаться тебе почтальоном! Бывай!

Посмеиваясь своим мыслям, кузнец легко перехватил молот, подкинул его, красуясь, и побрел к себе.

– Ну и дела…

Работа на этом закончилась, но день чем-то занять надо было. Я вернулся в приют, попросил у Зимы бумагу с карандашом – он у кого-то тут же ее одолжил – и я пошел осваивать город и рисовать карту. В центре поставил сам приют, исследовал от него несколько улиц, проставляя номера домов. Тут кто-то подозвал передать послание в другую часть города – и я понесся рассказывать, что сегодня в девять вечера будет сбор друзей возле пруда. Пруд тоже, кстати, на карте отметил – пробегал мимо него по пути. Он оказался совсем недалеко от Леты. Интересно, там остался след от моего падения?

Только передал одни слова, как попросили отнести другое послание – что в торговой лавке (нарисовал ее тоже) продают какую-то интересную вещицу, о которой адресат давно мечтает. Что именно – не говорилось.

Одна девушка по пути сказала передать соседке из дома напротив, чтобы та не стучала по ночам. Тут я застрял на добрые полчаса, перенося взаимные угрозы через дорогу. В конце концов девушки плюнули на меня и просто начали кричать друг на друга, а я поскорее ушел.

Так и провел время до самого вечера. Потом заглянул в столовую – люди вставали в очередь за едой. Кушать можно было прямо там, а можно – уносить домой. Я решил не вонять котлетами из баранины на весь приют и покушал на месте. Не идеально, но съедобно. Мозг подсказывал, что я пробовал что-то вкуснее, желудок же радовался, что ему досталось хотя бы это.

В общем, в приют вернулся совершенно вымотанный. Нашел уборную и душе – общие, конечно. Воду, как я выяснил, каким-то образом перерабатывают, фильтруют на одном из заводов. Как подсказал мне мужик, который вышел из душа передо мной, в противном случае любое умывание заканчивалось бы походом в лекарню. Мыло тоже было общее. Преодолев брезгливость, я все же его использовал. Под водой не растворился, и то ладно.

Лег на кровать – многие уже заняли свои места и похрапывали, но мне достались довольно тихие соседи. А вот прямо возле Зимы мужик так храпел, что дрожали шкафчики.

Я думал, что усну за мгновения, но проворочался, наверное, целый час. Мучали вопросы: где я? Кто я? Откуда я пришел – и остальные тоже – и пришли ли мы из одного места или из разных? Что за странное чувство, будто я должен что-то сделать, но не знаю что? А еще я очень боялся, что через несколько таких же суетных дней совсем перестану задаваться этими вопросами. Тут вряд ли кто-то часто об этом думает, а то можно и с ума сойти. Уж не потому ли уходят за границу?

Подошла Марфа, села на край кровати. Я согнул ноги, освобождая место.

– Не спится? – спросила она.

– Не получается. А вы сами спите?

– Чаще, чем ты думаешь, малыш.

Нет, ей тоже разрешается называть меня малышом. Даже когда у меня появится имя. В какой-то миг мне показалось, что она заботится обо мне как… как… что же это было за слово? Такое теплое, светлое, женское. Такое слово, что хочется в него укутаться с головой – почему же я не могу его вспомнить?

– Закрой глаза, – попросила Марфа. Я послушался и почувствовал у себя на лбу приятное прикосновение ее прохладной руки. А дальше навалился в сон…

***

– Мне сюда, – я собирался попрощаться с Зимой – ему нужно было отправляться в поля, мне же – на бумажную фабрику за новыми письмами. Утро началось с грохота часов. Думаю, они во всем городе в одно время звенят, оповещая о новом дне. – До скольки ты работаешь?

– До восьми примерно. Прихватить тебе яблок?

– А это не запрещено?

– Я скажу, что это для меня. Мне – можно, – похвастался Зима. – Другие за деньги покупают. Иногда в столовой выдают, но редко – у нас не слишком много фруктов. Как-то был пожар – кто-то что-то кинул в костер. Бахнуло громко, горящее полено в сад отлетело. Спалило половину деревьев. Пока воду из Леты натаскали, половина людей без ног осталась, из ведер все на них проливалось. Лекари потом долго за целебными травами к нам порывались пойти, но на поля им тоже нельзя.

– Тушили водой из Леты? Так она ж того… убивает. И растения тоже.

Зима замер. Явно никогда об этом раньше не задумывался. Через секунду пожал плечами и легкомысленно ответил:

– Да кто ж его знает? Мы и огород ею поливаем, ничего не портится.

– А что с теми, кто ноги потерял?

– Во время пожара-то? А чего с ними будет? Больные ноги оттяпали, ребята полежали месяцок, а потом у них новые отрасли.

Зима все произносит с такой интонацией, что не понять – шутит или нет. Мы попрощались, и я зашел на фабрику.

Тот же мужик, что и в первый раз, встретил меня уже более приветливо. Я решился у него спросить:

– А можно как-нибудь у вас бумаги взять? Мне столько посланий передают, что боюсь забыть…

– Это мы легко организуем, – сказал мужик и вышел из комнаты. Только он открыл дверь, как я чуть не оглох – у них на производстве ужасно шумно. Даже хорошо, что мой почтовый уголочек находится здесь, где потише. Мужик вернулся через пару минут:

– Вот, возьми. Пока хватит?

Примерно с полсотни серых листочков, скрепленных нитью. Знакомо…

– Блокнот, – вспомнил я.

– Точно!

– Спасибо.

В ящике для писем оказалось в этот раз пять бумажек – похоже, по городу разошелся слух, что появился почтальон, и работа пошла. Однажды мне за нее даже, наверное, заплатят. Только на что тут тратить деньги? Форму выдали, кормят, блокнот с карандашом бесплатные. Зачем люди вообще здесь работают, если все достается бесплатно? Да, конечно, если фабрики и поля внезапно встанут, то и еды, и остального не будет – но почему совсем нет на улице попрошаек, лентяев?

Послание с очередным списком зданий и цифрами для Каина тоже забрал. Проверил – цифры изменились, но суть та же. Сунул под дверь его дома.

Другие письма заставили побегать по всему городу, хотя ничего интересного в них не было. Пока что только письмо кузнеца заставило поломать голову… Вот тоже вопрос – зачем он писал своему коллеге, с которым мог поделиться той же мыслью на работе? Возможно, к тому времени второй кузнец – тот, кому предназначалось письмо, – забросил все дела, погрузился в себя, начал сходить с ума. Готовился выйти за границу. А первый кузнец пытался его вдохновить тем же, чем вдохновлял себя – загадочной девушкой, которая легко выходит из мертвой Леты и ныряет обратно.