Ирина Клюшина - Улица Лунных кошек

– Да.

– Расскажешь?

– Попробую, – Егор закрыл глаза, глубоко вдохнул. Тело под теплым одеялом расслабилось, казалось что-то высвободилось, и он начал неторопливый рассказ. – Сам я по-помню мало, большую ча-часть мне рассказала ба-бабушка.

В нашей комнате из-за летней жары было открыто окно, мы с младшей сестрой играли на полу. Ей тогда было три года, а мне пять. Почему я ничего не сделал, почему не остановил? Не знаю. За окном кажется смеялись дети и она залезла на подоконник. Все случилось слишком быстро. Я не понял, как она исчезла в окне. Вбежавший на мой плач отец, увидел меня, стоявшим у окна, я не двигался с места. Помню крик мамы «Нет!».

И сейчас видение вернуло меня в прошлое. Они ругались на кухне. Что я тогда мог понять? Страшно. Я реву, цепляюсь за маму руками, а она меня отрывает от себя. Отец тогда меня унес.

После вся жизнь оборвалась что ли. Рядом был только отец и бабушка, но я ощущал, что что-то не так. Бабушка говорила, что я замолчал и год не говорил. Она носилась со мной по докторам, водила меня в кружки. Я не помню ее злой или грустной, она всегда улыбалась, говорила, что любит меня.

Отец ушел с головой в работу и не вылезал из командировок, бабушка забрала меня к себе. Она не трогала эту тему, пока одноклассница не сказала мне: «Не зря тебя мама бросила».

Даже сейчас, когда вижу фотографии с сестрой, мне становится плохо, страх будто накатывает асфальтным катком, прижимает ко мне раскаленную массу, горло перехватывает. Кто в этом виноват, я не знаю. Да и не важно это. Мне не понятно, почему мама ушла.

А сейчас я живу с отцом, который меня не понимает, мамы нет вовсе, есть только ее адрес одиннадцатилетней давности. Теперь я один, бабушки несколько лет нет. Да, мне собственно уже никто не нужен.

Бабушка пробовала разговаривать с моей мамой, она ее жалела. Однажды она сказала, что я обязательно ее пойму, когда вырасту. Вырос, но не понял, почему-то я оказался не нужен маме без сестры. Я ведь, шел к ней, хотел сказать в глаза, что я вырос без нее. Чтобы она меня увидела.

– Гудара, разве человеку не нужен человек?

В почти пустой и совсем невероятной комнате разлилось такое…

Чем проще всего поделиться? Конечно, тем что тебе не нужно. Но когда ты делишься ненужным, ты вроде бы отдаешь это и привязываешь себя невидимой нитью к человеку и объекту. Отдал и рад? Отдал и забыл? Нет – отдал и всегда помнишь, что поделился ненужным хламом.

Бывают такие люди, что поделятся ценным и душа распускается огромными красными сердцами. Поделятся и отпустят. Поделятся и приобретут еще больше – сделают счастливей еще один мир.

Но делиться драгоценным могут не все, хочется сберечь для себя, а другие и рады бы поделиться, но нет рядом тех, кто готов принять и тогда закисает, затягивается ряской сердце. Каждый листец плотнее прижимается к листцу, закрывает солнце и есть лишь одна сила, что способна пробить ковер ряски – любовь.

Стучи, сердце. Стучи… Не останавливайся.

Даша мирно спала в кровати, на подушке у шеи лежал кот и посапывал, его мягкая лапа без когтей лежала на щеке Даши. Он всегда так спал, когда чувствовал, что девочке нужна помощь, но что он – кот – мог сделать, чем он мог помочь? Вот и оставалось положить лапу и прижаться крепче.

Разговоры с Жужжалкой превратились в естественные и не пугали Дашу, все чаще она вспоминала то, о чем ей говорил Жужжалка. Невидимый гость вселял надежду и спокойствие, что где-то есть мир, и в нем, именно в нем, ее примут такой, какая она есть, и сегодняшняя столетняя старуха вновь станет девочкой одиннадцати лет. Если Даше встречи нравились, то кот как-то настороженно вел себя, смотрел со стороны, распушал хвост и иногда ходил кругами, поглядывая на то место, где находился Дашин собеседник. Она не придавала этому значения, ведь, коты – существа своенравные, и что они могут понимать в силе одиночества.

Сегодня глаза Даши словно омыло дождем, сошла пелена страха и грусти.

На краю кровати Жужжалка рассказал Даше про путешествие в мир, где живет. Звал с собой. Даша не торопилась, уж больно он странный. То ли доброта была слишком карамельной, то ли вкрадчивый голос кусками сладкой ваты облеплял ее и таял. При этом ей казалось, что сладкая вата чернее ночи, а карамель – кусок пластилина, размазанный по губам.

Сегодня во время разговора, неожиданно для Даши, Жужжалка взял ее руку в свою и накрыл второй невидимой. Ощущение теплых рук, тонких длинных пальцев, пусть и не видимых, вытащило ее из спокойствия. Даша почувствовала, что невидимый друг наклонился послушать, как бьется ее сердце.

А сердце почему-то замерло, затаилось в ряске и почти остановилось. На цыпочках бежали тук-туки сердца. «Тсс, – говорило им сердце, – Не шумите». Жужжалка послушал сердце и быстро отпрянул, выпустил руку и ушел.

Кот запрыгнул на кровать к хозяйке, примостился калачиком у ее ног. Даша рукой почесала за ухом своего черного пушистого друга и ощутила, как вновь заколотилось сердце, затрепетало, будто мотылек в банке, точно бы кислород перекрыли, а тут в волю дают надышаться. Почему себя так повело сердце, Даша не поняла.

Рука потянулась к наушникам под подушку. Маленькие белые наушники на тонких проводках лежали как всегда в клубке. На сколько бы хорошо ты не складывал наушники, а провод обязательно запутается. Даша села на край кровати, распутала наушники и подключила к телефону, полилась ритмичная музыка. Поджав ноги под кровать, она почувствовала мягкую игрушку, достала ее. Игрушка, которую мама почему-то терпеть не могла, – черный пузатый кот в зеленых штанах с хвостом бобра. Даше не важно, откуда эта игрушка, а вот мама при виде ее всегда ворчит: «Откуда она у нас взялась?» Казалось, что мама вовсе не об игрушке говорит, а о ней. О Даше.

Вот бы стать крутым персонажем игры и не нуждаться в одобрениях и условностях, не озираться в ожидании реакции родителей, а говорить то, что думаешь. Если бы в ее жизни случился щелчок, повернувший все в нужном направлении, тогда уж точно не пришлось даже думать о родителях.

С музыкой в ушах Даша уснула, примерно через двадцать минут наушники вывалились из ушей на подушку, телефон отключился.

Темные шторы остались висеть по краям окна. Ночной свет приступил к обходу всех уголков комнаты. Ясными ночами в большое окно светила луна, сегодня она полная, желтая, с белым налетом, как желток при жарке яиц, когда закроют сковородку крышкой и желток покрывается белесым куполом, так и сегодня – вроде желтая, да не очень. Луну цвет не заботил, она выходила в свой черед после солнца и отпускала лучи в вольное скольжение. Они бежали по окнам и домам, разбегались по дорогам и траве, освещали ночных прохожих, скользили по снегу. Лучи освещали все, что попадется на пути.