Ксения Чайкова - Привет из прошлого

Оборотистые министры (те, что остались в живых) мигом женили его на родной сестре короля Кальдоны, того самого, на чьей свадьбе имели несчастье погулять родители Таркина. Когда невеста прибыла ко двору, бедный юный король опешил. Лет новобрачной было уже под шестой десяток, да и особой красотой она не отличалась даже в молодости, а уж на склоне лет, да ещё на фоне своего жениха смотрелась и вовсе хуже поднятого неумелым чернокнижником трупа. Её венценосный братик, небось, с десяток огромных корзин с дорогими заморскими цветами и фруктами сжёг в качестве благодарственной жертвы для Луноликой, приведшей к его порогу молодого дурня, которому удалось сбагрить сестрицу. Оная, к слову, на весь континент слыла до того вздорной и склочной особой, что даже голубая кровь и наличие братца-короля не добавляли ей привлекательности в глазах потенциальных женихов.

Политические мотивы, государственная необходимость, налаживание тесных связей с соседними державами… От всего этого так просто не отмахнуться. Свадьбу сыграли. От свежеиспечённой королевы, в её-то возрасте, наследника никто и не ждал. Ну, она и не оплошала – никого, конечно, не родила и отошла в объятия Прекраснейшей через пятнадцать лет после воцарения на осигорском престоле, ничем особым народу не запомнившись и ничего значительного для страны не сделав.

Погоревав с годик для приличия, Таркин озаботился новой женитьбой. Вопрос престолонаследия к тому времени стоял уже достаточно остро: ни одна из придворных дам, осчастливленных вниманием монарха, не понесла бастарда, хотя мечтали об этом, конечно же, все, начиная от замужних аристократок и заканчивая юной помощницей судомойки. То ли проклятье какое лежало на королевской семье, то ли болезнь точила венценосные тела, но проблема с детьми, как законными, так уж хоть бы и внебрачными, встала во весь рост.

Таркин подошёл к делу серьёзно. Для начала он наотрез отверг все портретики возможных претенденток на руку, сердце и корону, которыми его буквально завалили послы и придворные. Потом начал наводить справки и, в конце концов, сделал свой выбор.

Ирла, родом с Неварского архипелага, почти не имела шансов выйти замуж за соотечественника. На островах ценились совсем иные женщины – высокие, сильные, статные, полногрудые и крутобёдрые, с мускулистыми руками, способными и вёслами грести, и полные рыбы сети тянуть, и при необходимости за рукоять боевого топора взяться. Даже девушки из правящей княжеской семьи не чурались тренировок с оружием и земледелия, а уж гребля и вовсе почиталась таким же обязательным занятием для островных аристократок, как рукоделие или врачевание. Ирла же была нежным цветком – тоненькая, хрупкая, невысокая, с маленькими ручками и стройными ножками, широко распахнутыми наивными глазами и пухлыми губками. С большинством островитян её роднил лишь цвет волос – удивительно светлый, почти белый. Как этакое чудо появилось на свет в Неварской княжеской семье – загадка. Или, скорее, неудачная шутка Луноликой. И родители её, и братья с сёстрами были типичными уроженцами архипелага – все как на подбор смуглые, высокие, крепкие, с узкими от постоянного прищуривания глазами и волосами, пропитанными солью.

– В семье не без урода. И в кого только такая уродилась? – вздыхала княгиня Неварская, пристально разглядывая неудавшуюся дочь. Жалости никакой к собственному чаду эта жёсткая женщина не испытывала: нежизнеспособных телят и поросят всегда без лишних сантиментов умерщвляли, дабы не тратить на них ресурсы, которые пригодятся здоровым животным. А слабых и хилых младенцев ещё сто лет назад спокойно приносили в жертву морю, прося у него полных рыбы сетей, хорошей погоды и многочисленный приплод. А ныне, вишь ты, цивилизованный век на дворе! И изволь теперь растить дочь, такую тщедушную, болезненную, страшненькую, и ломать голову – куда девать её по достижении брачного возраста. Засидеться в девках – великий позор и для островитянки, и для её семьи; найти же желающего на такой завалященький товарец, как хилая Ирла, – так это, наверное, на край света ехать надобно, да ещё и приплатить побольше, чтоб женишок, разглядев, какое сомнительное сокровище ему подсунули, не попытался вернуть княжну под отчий кров.

Но, видимо, судьба была у Таркина подбирать негодящих невест. Нет, свой резон, конечно, был в обоих случаях – в первый раз он женился по политическим мотивам, обеспечивая себе поддержку венценосного брата своей супруги. Вторая жена тоже не с печки кубарем свалилась – безмерно обрадованный нежданному жениху князь щедрой рукой отмерил нелюбимой дочери богатое приданое и пообещал в случае военных конфликтов прикрывать зятьку спину. Таркин же блюл свои интересы – невеста была из многодетной семьи, и все семеро её братьев и сестёр отличались отменным здоровьем, а те, кто уже заключил браки, успели не единожды стать родителями. Поэтому король Осигора питал вполне обоснованные надежды на успешное разрешение династического вопроса с помощью островитянки – авось плодовитость матушки передалась и дочери. Помимо всего прочего, страшненькая для островитян девушка по меркам материка была просто сказочной красавицей.

Итак, семнадцатилетняя княжна Неварская стала королевой Осигорской. К обычаям своего нового дома ей пришлось привыкать очень долго. Аристократки в Осигоре были изнеженными, слабыми, весьма манерными и чопорными. Рядились они в сложные и неудобные платья, с помощью куафёров сооружали на головах невообразимые причёски и сверх всякой меры увешивались драгоценностями. В таком изысканном окружении бедная Ирла чувствовала себя дикаркой, вылезшей из родной пещеры в чём мать родила и внезапно попавшей на великосветский приём. Нет, ей, конечно, выделили фрейлин, которым предстояло стать королевскими подружками, и служанок. Но традиции, обычаи, сам уклад жизни… Как же это всё отличалось от выдубленного ветрами, просоленного морем и обожжённого солнцем архипелага! Княгиня Неварская, матушка Ирлы, сама шила одежду себе, мужу и детям, увлекалась выращиванием сортовых тыкв, небрежным тычком могучей руки могла свалить с ног годовалого бычка и порой орала так, что чайки падали с небес. А во дворце Арнехельма женщины брались за иглу только ради изящного декоративного вышивания, искренне считали, что те тыквы растут на деревьях, говорили манерным шепотком нараспев, закатывали глаза, томно хлопали подведёнными ресничками и, чуть что, норовили уйти в глубокий обморок. Всё это было странно и непривычно, и, хотя Ирла изо всех сил старалась не казаться медведем, ни с того ни с сего ввалившимся на свадьбу аристократа, местная знать как сочла с первого дня её неотёсанной мужланкой, так и не оставила своего мнения с течением времени.