Женя Лун - Незадачливая лунная корова, или Отпуск в один конец

– Ну и хрен с ним! – Ксюня зашипела, пуча на меня глаза изо всех сил. – Одни мы тут что ли? Куча гостей, куча официантов – они что, по-твоему, все святые, одни мы – русская мафия? Уличные официанты вообще все со стороны нанятые.

– Да? И скажи мне, кого быстрее заподозрят? Официантов, которые наняты, наверное, не в первый раз и в серьёзном агентстве, или двух вертихвосток с кауч-серфинга? – Я подскочила с кровати, мечась из угла в угол в поисках своей сумки, схватила её и решительно двинулась к выходу. – Всё, я отчаливаю, пока полицию никто не вызвал.

– Господи, как скучно! Тебе еще самой не надоело, – Жеманничала Ксюша, поигрывая в руках бутылкой. – Ну и проваливай. А я, пожалуй, правда, отнесу эту бутылочку восвояси, – и, помедлив, считывая мою реакцию, добавила: – поменяю её на другую – гулять, так гулять – на Шато Петрис, или как там его… Любимое винишко Гуса Хиддинка, ты вроде сказала. Она, кстати, тоже початая, как эта вот.

В Омске, семь или восемь лет назад, я работала бизнес-тренером в алкогольной компании, которая занималась импортом премиальных вин, и однажды руководство оплатило мне даже курсы сомелье. И хотя ведущий этих курсов был самого, что ни на есть, местного розлива, он сумел заронить во мне зерно одной почти недосягаемой мечты… В то время я была неискушённой во всех смыслах провинциальной девицей и легко очаровывалась всем, что могло оказаться французским, изысканным и элитарным. А уж если оно подавалось с оттопыренным наманикюренным мизинцем… Теперь я, конечно, смеюсь над загорелыми девицами в замшевых ботфортах, которые оформляют кредиты на норковую шубу и ездят на метро, но Петрюс в моем былом списке мещанских соблазнов остался единственной незачеркнутой строчкой. И за глоток этой амброзии я все еще готова продать, если не душу, то добропорядочность (на несколько минут) – вполне.

Не помню, что я ответила Ксюше – у меня бывают такие кратковременные провалы в памяти, например, в компании с хорошей книгой, когда можно очнуться только при выходе с эскалатора, но сейчас мне хотелось действовать, а не удивляться. Ведь это был он – мой шанс осуществить, пусть маленькую, но жгучую мечту!

Лестница в подвал, в самом деле, была узехонькой и такой крученой, что в подпитии здесь делать было нечего. И чем дальше – тем она становилась кривее и уже. Через пару метров обрывались даже металлические перила – пришлось держаться руками за стены, тускло освещенные свечными фонарями. Пахло плесенью, мокрой землей и, несмотря на сырость – пылью. Еще чем-то гадким – сладковато-удушливым, как на мясном рынке. Наконец, мы уперлись в низкую деревянную дверь на ржавых петлях, которая сначала показалась резной, но при свете телефонного фонарика стало ясно, что она сплошь изъедена жучком. Эти проржавевшие петли должны были душераздирающе скрипеть, но дверь открылась почти бесшумно.

Судя по виду этой двери, да и лестница – не лучше, она вела в подземелье дракона с узкими земляными лазами, где придётся ползти на четвереньках, разгоняя крыс и трясясь от холода, но передо мной открылась совсем противоположная картина. Этот подвал не имел ничего общего с крысами, сыростью и дурными запахами на лестнице – его даже можно было назвать величественным! Стрельчатые своды потолков соединялись колоннами, открывая целую аллею полукруглых ниш: одна над другой в два этажа, половина из них была заполнена винными бутылками, а другая половина – бочками. Ксюша щелкнула выключателем и убрала телефон. Оказалось, здесь шикарная электрическая подсветка с датчиками движения и дыма. Над каждой нишей висела табличка. Я знала, как выглядят и читаются надписи на бутылках итальянских вин, но на табличках не было ничего похожего, они, по-моему, были вообще на латыни.

– Ну и как ты умудрилась обнаружить в этом латинской винной библиотеке малюсенькую бутылочку Шато Петрюс? – Я уже была почти уверена, что Фурия меня провела…

– А это чё, латынь? Господи, Поля! Ты можешь не кипишевать хотя бы пять минут? Мне Роберто его показал, я и вспомнила, – И она решительно двинулась вперед по аллее.

Спустя шагов пятьдесят, я заметила, что одна из этих ниш-арок закрыта дверью. Добротной, из досок, на массивных петлях, тоже со своей историей, хоть и не такой древней, как у входной.

– Та-да-а-ам! – С этим победоносным возгласом Ксюша достала из кармана жакета тот самый ключ, с опаской поглядывая на меня, но я промолчала.

Она открыла дверь, но обычной батареи из бутылок, как в других нишах – здесь не было. Дверь вела в приземистое круглое помещеньице, больше похожее на землянку гнома, который просто окопался на полтора метра вокруг себя, редко уложил на пол булыжники и подпер потолок тщедушной деревянной сваей. У противоположной стены, если её можно так назвать, стоял совсем маленький деревянный стеллаж, собранный из ромбовидных ячеек, в которых кое-где лежали пыльные бутылки.

– Поди-ка сюда, трусливый винный всезнайка, – пролепетала Ксения и подсветила одну бутылку.

Когда я разглядела на этикетке заветные «PETRUS Pomerol 1947», то, словно, воспарила и увидела себя со стороны… Воздух наполнился ароматами розового сада, все кругом озарилось радужным свечением, и откуда-то сверху хор ангельских голосов приготовился петь почему-то Гимн Лиги Чемпионов Генделя…

Петрюс! И правда, никакого «шато» на этикетке. «Истинно великий лорд не нуждается в титулах» – тотчас прозвучала в моей голове фраза омского сомелье ресторана «У Пушкина», явно вычитанная им в какой-нибудь рекламной интернет-статейке. Да, бутылка была откупорена, а горлышко было повторно закрыто декоративной пробкой с пошлыми каменьями.

Затаив дыхание, я смаковала этот момент, но недолго. Ксюша цапнула бутылку из ячейки, и, не церемонясь, затрясла ею, как трофеем.

– Ну, давай! – Она еще раз взболтала содержимое этого винного Грааля и протянула мне.

– Что, прямо так? Да ты что! Это же Петрюс!!! Я просто не могу так надругаться над этим великим вином, не хочу я, чтобы в этой бутылке остались мои слюни, – запротестовала я.

– Ну уж простите, Ваше Благородие, кубка я не припасла, как-то всё больше о здоровьи Вашего Благородия пеклась, – прошипела Ксюша, оскалившись, – давай, хлебай уже быстрее, у самой из-за тебя поджилки трясутся, а то я, знаешь, не постесняюсь, и запросто напущу туда своих слюней, избавлю тебя от мучений.

Дрожащей рукой я взяла бутылку, вынула пробку с характерным многообещающим «чпоком», поднесла к носу горлышко и, к своему стыду, не уловив ничего, кроме довольно знакомого букета мерло, сделала заветный глоток…

Ангелы было уже открыли рты, Гендель взялся за дирижёрскую палочку, световик приготовился напустить радужных лучей, – и все они уставились на меня в ожидании команды для увековечивания мига, но увы… От страха, или от повторно забродившего в моём сытом желудке шампанского, от удушливого ли подвального воздуха, но мне ничего не удалось разобрать. Мысль «Вино, как вино» пронеслась в голове, страшно меня оконфузив. Гендель пожал плечами, световик закурил, ангелы стали расходиться…