Татьяна Старкова - Летающий мир

– Вескис знает все, – сказал Одери. – Онтарио – это… он подыскивал слова, – это как весть.

– Вестник?

– Да, да, вестник. Онтарио приходит, – и мир меняется.

Он помолчал.

– Когда-то в нашу Синегорию пришло Онтарио тоже…

– Ты видел Онтарио? – брови у Маркизы изумленно взметнулись.

– Нет, нет, – Одери покачал головой. – Никто не хотел, чтобы мир изменился. Никто не был готов. Это было давно, так давно… Ни Одери, ни Вескис на свете не было еще.

– А потом?

– А потом – катастрофа, пш-ш-ш! – Одери развел руками. – Все. Синегории нет.

– Это от того, что Онтарио не взошло?

– Это от того, что мир не изменился. Онтарио – только знак. Вестник.

– Синегория… – протянула Маркиза мечтательно. – Где это?

– Теперь – нигде. Голос Одери был глух. – Это скрытая страна была. Для России, Украины, Джомэни, Польши – скрытая страна. В Синегории не знали о вас. А вы – о нас. Теперь – все, не о чем говорить.

Маркиза погладила Одери по руке и переменила тему:

– Одери, знаешь, я видела Онтарио. Это просто сказка. Такое яркое и глубокое, и грустное, и теплое… и нежное… и красивое… Она засмеялась. – Потрясающее.

– Да? – Одери улыбаясь смотрел на нее. – Теперь что?

– Теперь не знаю, – Маркиза стала серьезной. – Теперь нам надо лететь к нему. – Она задумалась на минуту. – Иначе будет катастрофа, да?

– Не знаю, – Одери качал головой, – не знаю. Одери не сможет лететь. Одери не летает в этом мире. Вескис умеет летать только. Вескис улетит, – Одери останется один.

Маркизе стало вдруг очень грустно.

– Нет, нет, что ты! – воскликнула она. – Это будет еще не скоро. Мы будем петь вместе и сушить траву, и пить чай. Давай я помогу тебе!

И она взяла веревку и стала перевязывать пучки трав. Так они работали и работали,

пока все травы не были разобраны и перевязаны. А потом Одери сказал:

– Пойдем, я Синегорию тебе покажу.

Холодок пробежал по спине Маркизы. Она с готовностью встала из-за стола и прошла вслед за Одери в конец маленькой кухоньки. Там, незаметная глазу, в стене обнаружилась ручка. Одери потянул за нее, – и открылся проем в человеческий рост, завешенный легкой тканью. Ткань чуть шевелилась, и словно сама собой источала свет. Одери одернул полог и вошел. Вслед за ним вошла и Маркиза.

Грот, в которое она попала, оказался просторнее кухни. На стенах потрескивали свечи; но приглядевшись, Маркиза поняла, что перед ней не свечи, а некие светящиеся сгустки неизвестного материала. На стене напротив входа висел крест, чему Маркиза не удивилась, хотя и знала, что любое исповедание веры в стране запрещено – как противоречащее правам человека на толерантность.

Однако крест был единственным знакомым ей предметом. В остальном комната была наполнена абсолютно непривычными вещами. Несколько странных округлых предметов, исчерченных непонятными знаками, стояли на специально вырезанной для них округлой полке.

– Это что? – спросила она Одери.

Он замялся:

– Это… книги, палсы . Немного, но – есть. Что осталось.

Маркиза прикоснулась к одной из них и ласково погладила. Неожиданно книга открылась. Маркиза увидела вновь знаки, знаки и знаки, но, внимательно приглядевшись, она «увидела» каким-то внутренним зрением проступающую сквозь них картинку, – и словно начала понимать…

– Уау, ничего себе! – воскликнула она пораженно.

Одери улыбнулся.

А перед Маркизой словно разворачивалось удивительное действо: что-то она понимала в нем, какие-то детали и понятия были ей неведомы. На бескрайних полях неведомого мира шелестели травы, и она слышала их шорохи. Там, за травами, начинались тропы, и вели к белому городу. Маркиза увидела каменные дворы и террасы, и деревья странной формы с могучими кронами. Дворы вывели ее к широкой, изогнутой улице. А потом из-за поворота вышли люди – много людей. Какими странными они были!

Странной была их одежда, – теперь Маркиза начала понимать, откуда пошел халат Одери и узкие остроносые туфли. Они несли чудные предметы: вглядываясь, Маркиза поняла, что это – какие-то музыкальные инструменты, потому что с удивлением она ощутила, что может «слышать» издаваемые ими звуки. Люди пели! Правда, язык был ей незнаком, но в том, что это – песня, не было сомнения.

– Похоже на наши фестивали! – сказала Маркиза.

– Летающие люди везде похожи, – ответил Одери.

– Это – летающие люди?

– Смотри, смотри… – он указал на страницу.

И Маркиза увидела, как взметнулись хламиды, какие-то искры взлетели в воздух, и люди закружились в вихре и стали подниматься ввысь.

– Ух ты! Совсем не так, как мы! – завороженно говорила Маркиза.

Люди взлетели, а картинка вдруг задернулась туманом и потемнела, и снова перед Маркизой оказались лишь знаки незнакомого языка. Одери бережно взял у нее книгу.

– Вот это да! – качала головой Маркиза. – Какая книга!

– Она тает, – сказал Одери. Все тает, тает. Потом ничего не останется от Синегории.

– Одери, – спросила Маркиза, – о чем эта книга?

– Обо всем, что хочешь, – ответил он. И на непонимающий взгляд Маркизы пояснил, улыбнувшись:

– Эти книги как… ткутся, – он сделал знак руками, словно вязал узор. – В книге много узоров. Можно смотреть на людей – видишь одну историю. Можно пойти во двор, смотреть в окна, – видеть много историй. Много разных. Ты видела летающих людей сегодня. Вот так. Могла видеть что-то другое, – если бы хотела.

– Одери, – один вопрос не давал ей покоя, – а у вас тоже были летающие люди?

– Всегда были, – он кивнул. – Как пришло Онтарио. Но потом не стало смысла. Исчезли.

– А Вескис? – продолжала Маркиза, – Она же научилась летать здесь, в Заозерье, нет?

Одери помолчал. Маркиза видела, что он словно взвешивает, говорить или нет дальше. Она ждала.

– Вескис была летающий человек всегда, – наконец сказал он, медленно, как бы через силу. – Мы бы не спаслись. Был шторм. Ветер. Гром. – Его глаза смотрели куда-то мимо Маркизы, а лицо словно постарело. – Шум был. Вескис нас спасала. Мы были рядом.

Глаза его закрылись, и он заговорил что-то на незнакомом певучем языке. Маркиза тронула его за руку.

– Не надо, Одери, не надо, – проговорила она.

Одери встрепенулся.

– Вот, еще, смотри.

Он подвел ее в темнеющий угол комнаты, где расставлены были какие-то неопределенной формы предметы. Потом тихо наклонился к одному из них, похожему на гигантский колокол, и погладил его рукой. И тут же волны легкого, мерцающего света покатились по потолку и стенам.

– Вот оно как, – подумала Маркиза, у которой в памяти вдруг всплыло, как поднятием руки открывалась калитка в доме Лесничего. – Значит, многое мы взяли у Синегории.

А тем временем стены и потолок словно раздвинулись, стали объемными, а зыбь на стенах приобрела ясные очертания созвездий – странных созвездий, которые Маркиза еще не видела. Они не просто сияли, они словно пульсировали, как живые.