Татьяна Старкова - Летающий мир

– Вот тут, – Одери указал куда-то в глубину, темный провал неба, – должно было быть Онтарио. Его голос затих, а Маркиза все стояла и смотрела, как сияют звезды уже угасшего мира…

– А, вы здесь! – раздался веселый голос. Полог раздвинулся, и Вескис появилась на пороге. Она оглядела их и, видимо, сразу поняла их настроение. Улыбаясь, Вескис обняла Одери, потом подняла руки к небу и заговорила на нежном, певучем своем языке, обращаясь то к звездам, то к Одери с Маркизой, нимало не заботясь о том, что Маркиза ее не понимает. Одери тихо вторил ей: наверно, они читали какой-то свой гимн или стих, известный обоим. Печаль ушла. И как только их голоса смолкли, звезды померкли, снова проступил потолок и стены. Они возвращались домой.

– Пойдемте, нас ждут, – сказала Вескис.

Они вышли из маленького тайника Синегории, только Маркиза на пороге оглянулась: что-то ей подсказывало, что не скоро она окажется опять в этом месте. Она обвела глазами предметы, на которые сразу не обратила внимание: освещенные лучами таинственных светильников дощечки с выщербленными на них письменами, нечто, похожее на объемную фотографию, стоящее на деревянной полке: чуть видны были лица людей, молодые и незнакомые; стеклянные шарики, разбросанные между металлическими изделиями и книгами, и еще какие-то предметы и пейзажи с потускневшими красками. У нее защемило сердце… Но нужно было идти.

Оказалось, что на лугу, перед холмом, уже разведен костер, и вся группа Вескис встретила появление Одери и Маркизы приветственными возгласами.

Радостным был этот вечер. Впереди предстояла далекая дорога, а будущее было неопределенным. И в последние часы в Заозерье всем хотелось еще чуть-чуть надышаться воздухом заповедного места. Они ужинали печеной картошкой и рыбой, которую Дон Пьетро никому не доверил насаживать на шампур (к немалому протесту Келвина и Френка, которые ее ловили). Маркиза заметила, что все стараются особенно оказать внимание Одери: Дон Пьетро предлагал ему первый кусок печеной рыбы, Френк принес специально изготовленную дощечку для сиденья; Владеница сплела ему венок из желтых одуванчиков и торжественно надела: «Теперь ты будешь нашим Аполлоном, Одери!», а рукодельная Елена подарила собственноручно сплетенную сумку для сбора трав. Одери смущался, принимая подарки, а Вескис счастливо улыбалась.

Занимался закат. И когда багровые отблески позолотили небо, Вескис встала, подняв руки к вечернему, угасающему солнцу. Она запела первой, и тут же Летающие люди подхватили напев. И сразу затрещали искры в костре: ветер ударил в ответ. Ветер всегда откликался на песню.

«Сейчас бы подняться!» – подумала Маркиза, и сердце ее радостно затрепетало: они уже поднимались. Никто не говорил им, что нужно делать: Маркиза чувствовала, что надо просто подниматься навстречу закату. А музыка все звучала, лилась свободно, и Маркиза услышала голос Одери: снова нежный и печальный голос Синегории разливался вокруг. Даже небо не заглушало его. И она закружилась в закате, танцуя, так же, как и все, и взяла за руки Вэлли и Трико, оказавшихся рядом, и увидела, как группа Вескис образовала круг. А в центре был Одери и его песня. Вескис подпевала ему. И Маркиза ощутила тепло Синегории, печаль Синегории, и поняла, что Синегория не умерла и не исчезла, а передается теперь им, чтобы они могли принести и ее Онтарио. Их танец, перед лицом уходящего солнца, был принимающим, а песня Одери – отдающей. И она танцевала и танцевала, все медленнее и осмысленнее, стараясь понять и запомнить. А потом закат померк, туман коснулся сосновых вершин, и они опустились.

Костер догорал. Они подходили к Одери и обнимали его, и желали всего самого лучшего, чего только можно пожелать. И Маркиза обняла его и поцеловала, почувствовав слезы – его или свои? – на худой его щеке. Владеница сказала ей тихонько: «Пойдем!», и они пошли по тропке домой, оставив у угасающего костра Одери и Вескис. Они не хотели мешать прощаться детям Синегории.

12

Казалось, Маркиза только коснулась подушки щекой, а над нею уже стояла Владеница, легонько тормоша ее:

– Просыпайся, Малыш, скорее. Надо быстро собираться. Вескис сказала, возможно, будет гроза. Уэслеры неспокойны.

– Сколько время?

– Пол-шестого. Точнее, пять двадцать. Вставай, нужно все делать очень быстро.

Маркиза и представить не могла, что так быстро можно собираться. Казалось, все в доме крутилось и вертелось. Раздавалось пение: это Вескис напевала, собираясь. Бодро шумела соковыжималка. Раз, – и они уже позавтракали, вещи были собраны и аккуратно уложены. Два, – и они стояли в своих золотисто-белых одеждах в холле, пристегивая дорожные сумки. Вескис давала последние указания, и в голосе ее Маркиза уловила сдерживаемую тревогу:

– Что ж, друзья, летим в том же порядке. Если что… ведущим будет Трико (на этот раз Трико лишь сосредоточенно кивнул). Мы с Френком и Вэлли прикроем группу. Если мы оторвемся – не следуйте за нами. Ведущий – Трико. – Она сделала паузу. – Обстановка сейчас не самая благоприятная, но лететь надо. – И глядя куда-то вглубь себя, добавила: – Лучше уже, возможно, и не будет. Уэслеры ворочаются.

У Маркизы сердце тревожно забилось. «Ворочаются уэслеры» – это был термин у Летающих людей, означающий, что среди уэслеров началось брожение, движение. Это сулило мало приятного.

– Они проснулись? – с ужасом в голосе спросила Елена.

«Проснулись» – это было еще хуже. Когда уэслеры «просыпались» (а было это, к счастью, нечасто), они начинали активно поглощать Летающих людей. В такое время не то что летать – подниматься в небо было смертельно опасно.

– Нет, – покачала головой Вескис. – Нет еще. Но это может случиться в любой момент. А лететь надо срочно. Сами знаете, – Онтарио.

И Маркиза поняла, что Онтарио сейчас важнее всего, даже важнее страха перед уэслерами.

– Маркиза, – обратилась к ней Вескис, – держись Кэлвина и Влада. Кэлвин, – тот кивнул, – позаботься о ней.

Подойдя, она улыбнулась и положила руку на плечо Маркизе.

– Держись, малыш – ободряюще сказала она. – Если даже я не смогу тебя подхватить, рядом будут друзья, они помогут.

– Да ладно, Кис, – вмешался Трико, – вытащим мы и Маркизу и тебя, если что.

Все улыбнулись.

Потом Вескис сказала серьезно:

– Пожалуйста, будьте собраны. Не теряйте музыки. Даже если строй пропадет, это не беда, главное – слушайте музыку. Она вас выведет.

Она сделала руками какое-то чуть ощутимое, ласкающее движение, – и воцарилась тишина. Маркиза видела, что каждый в этот миг погрузился в сосредоточенное осмысление чего-то своего, собственного.

Вескис стояла, наклонив голову, сложив молитвенно руки, и губы ее чуть шевелились. Маркиза вспомнила крест в комнате Одери и подумала, что, верно, она читает молитву. К ее удивлению, она увидела, что многие, видимо, делают то же. Сама она молиться не умела. Ей захотелось вспомнить что-то действительно важное, что помогло бы ей в дороге. Мама… Она так давно ее не видела! Но воспоминание о маме было каким-то болезненно-виноватым, и Маркиза поспешила запрятать его обратно. Если с ней что случится, мама не переживет этого. Она и так не знает ничего про Летающих людей… Нет, не поможет ей мама. Что еще? И тогда она вспомнила Онтарио. Ясное, теплое, глубокое… У этого небесного тела явно была душа. Душа должна была прийти в этот мир, а ей нужно было помочь. И тогда вдруг мысли ее обратились – не к Онтарио даже, а к Хранителю всех душ, к той Высшей силе, которую Маркиза хотя и не знала лично, но присутствие Ее или Его смутно ощущала всем своим существом.