Мишель Альба - NUMERO

– Ну, и что?

– Я хотела бы узнать подробнее о ее последних днях.

– Но ведь ты получила от нее письмо.

Я не понимала, почему ее так заинтересовала эта тема – что связывает меня с Алехандро.

– Но согласно Вашему Высочайшему пожеланию, я не была отпущена проститься с ней. И поскольку он явился посыльным сестры Френсис, а не одна из монахинь, мне пришлось обратиться к нему. Вам кажется это странным, Ваше Высочество? Головку, чуть вправо, пожалуйста.

Хочешь защищаться – нападай. Я вызывала какие-то подозрения у Ее Высочества, и Керрадо не должен был быть замешан здесь ни в коем случае. Ответ инфанте, наверняка, был известен, но моя, якобы, неосведомленность о нем, отводила от Алехандро все подозрения о его участии в моей судьбе. Я предпочитала отправиться в пекло без него.

Изабелла усмехнулась:

– Я скоро вернусь. Будь здесь.

Она, махнув подолом платья, скрылась за дверью.

Я отложила кисть. Рука дрожала. Хорошо, что она дала мне передышку, иначе…

– Ты не настолько невинна, сестра Лаура, как хочешь показаться, – я не услышала, как она вошла, – ну, хорошо, я хотела бы, чтобы ты на портрете изобразила меня с этим.

Изабелла, вновь пристроившись у кресла, словно фокусник, потянула из рукава что-то. И я узнала тот самый шелковый платочек, вложенный в письмо Френсис.

Вернувшись к себе, я прокрутила видеозапись. На пятнадцатой минуте, последней, зеркало медленно отъехало назад и… съемка закончилась. Я чертыхнулась. Но какую-то информацию все-таки получила – некто побывал в моей комнате еще раз. Некто, кто знал, что меня не будет здесь эти два часа.

Я чувствовала, что вокруг меня начинается какая-то заварушка. Неужели все это из-за того случая с помадой? Но мне тогда показалось, что сумела сгладить оплошность.

Теперь эта история с платочком. Кстати, а где письмо? Я ринулась к бюро, в нижнем ящичке которого заперла послание Френсис. Миниатюрный ключик, наконец, нашел пружинку тихо щелкнувшего замка.

Пусто. Ни письма, ни платочка. Ну, а как же иначе? Если он у Изабеллы, то и письмо, наверняка, там же.

Я растерялась. Вокруг меня что-то происходило, и я была совершенно бессильна что-то изменить или хотя бы понять. Если меня принимают за злостную еретичку, то почему до сих пор я на свободе? И что теперь будет с Керра-до?

Я подышала на пальцы, пытаясь их согреть. За окном июль, а меня просто сковало от колющего холода, продирающего изнутри.

Надо как-то предупредить Алехандро. Но как? Я ничего о нем не знала – ни где он живет, ни как с ним связаться.

Мои метания прервал шорох, и в ту же секунду белый треугольничек проскользнул в узкую щелку под дверью. Чьи-то быстрые шаги затихли, удаляясь.

Я молча уставилась на тайное послание, призывно белеющее в сгущающихся сумерках. А это еще что за “голубиная почта“?

Развернув листочек, прочла:

Изабелла уезжает. Этим воспользуются ее недруги. Готовьтесь к побегу. Утром я извещу вас о плане вашего спасения.

Я тупо перечитывала строчки. Какой побег? Куда? Что за чертовщина происходит? Или меня кто-то пытается подставить?

В любом случае, впереди ночь. Кроме того, я не получила пока ответ – кто меня домогается по ночам.

Раздевшись, зарылась в перину, предварительно настроив видеокамеру на запись уже протяженностью в полтора часа – с двух ночи до половины четвертого утра. Спать я, естественно, не собиралась.

Посматривая в сторону зеркала, каждый раз убеждалась, что в нем, как и прежде, отражается все та же роскошная кровать. Со мной, утонувшей в ее недрах.

У стены напротив отдыхал холст с портретом Изабеллы. Работа почти закончена. Осталось добавить тот самый платочек с буквой „К“ и поработать немного мастихином. А потом уже и залачить. С этим мне придется повозиться, чтобы и через века сохранились первозданные свежесть и насыщенность красок…

…как когда-то, реставрируя полотна… старых… мастеров…

– Летисия, хочешь новость?

Я только приняла душ, поистине возродившего меня к жизни после двенадцати часов работы над одним из полотен семнадцатого века из богатейшей коллекции Рейла.

Жаль, что я не успела отключить сотовый, прежде чем провалиться в не менее исцеляющий сон.

– Самой хорошей новостью для меня, Патрик, было бы твое молчание хотя бы часов на пять, пока я не буду в состоянии отвечать на твои звонки.

Я уже засыпаю с телефоном у уха, когда слышу его протестующее рычание, заставляющее меня вздрогнуть и мобилизоваться еще на пару минут.

– „Прадо"! Ты слышишь? Тебя приглашают в музей „Прадо"! Ты летишь в Испанию!

Какой „Прадо“? Какая Испания? Кто летит? Летит… летит…

Я улетаю в сон.

Я, не отрываясь, всматривалась в Изабеллу, боясь малейшим движением разрушить воспоминание.

Кусочки мозаики сбежались в кучку.

Не доставало лишь одного элемента – кода чисел моего имени.

Спала я беспокойно и чутко, но, видимо, не настолько, чтобы уловить присутствие посторонних. Факт, в очередной раз убедивший меня в том, что вряд ли я представляю какой-либо интерес для разведорганизаций в силу полной профнепригодности.

Утром, сидя среди вздымающихся постельных принадлежностей и скорбя об упущенной роли зрителя первого ряда, я просматривала улики, зафиксированные ночью умничкой (не в пример мне) фотоаппаратом. Фильм получился захватывающий. Ей-Богу, не хуже, чем у Тарантино. А, может, и лучше, если учесть отсутствие затрат на декорации и трудоемкой работы визажистов по максимальной подгонке героини к образу, воплощаемому ею на экране. В моем фильме я гарантировала стопроцентную натуру – настоящий шестнадцатый век и еще более настоящую… инфанту Изабеллу.

Тем не менее, я не верила своим глазам.

Принцесса бесшумно скользила по комнате. Заглянула в шкаф. Покружила у бюро. Она, определенно, не удовлетворилась прежде присвоенными с королевской непринужденностью письмом Френсис и ее же платочком. Моя постель тоже удостоилась ее Высочайшего внимания – поправив сползшее одеяло, она прикрыла мою высунувшуюся пятку. Трогательная забота, но не за этим же она проникла в мою спальню, чтобы проверить, насколько тепло я укрыта. Я, конечно, была очень признательна, но не хотела бы, что Ее Высочество не спала по ночам, волнуясь за мою пятку.

Вот она сдвинулась в зону, не охваченную объективом камеры. В сторону камина, внутри которого покоились мои вещи – одежда и сумка. Может, это она и ищет?

Запись закончилась.

Оторвавшись от экранчика, я перевела взгляд на камин. Дверцы вроде плотно закрыты. Или нет? Соскочив с кровати, подбежала к „сейфу“, незакодированному к сожалению, и вскрыла его. Аккуратный квадратик незапыленного днища камина сообщил мне о безуспешности поисков здесь чего-либо, кроме вчерашних холодных углей.