Б. Седов - Девушка, мент и бандит

- Ну, пошутил, извини.

- Хреновые у вас шутки, товарищ боцман, - Червонец перевел дух, - ладно, давай двести бакинских. От сердца отрываю.

Браток вынул из кармана толстую пачку долларов и тысячных рублевых купюр и, почесав пальцем нос, сказал:

- Ну, тебе все равно в кассу отдавать, так что я нашими. Лады?

- Лады, - кивнул Червонец, приплясывая от нетерпения броситься в бой с подлым железным ящиком.

- Держи, - и браток ловко отсчитал шесть тысяч.

- Ну, бля, я ему сейчас! - воскликнул Червонец и протянул деньги автоматчику: - Ставь все! Пан или пропал!

Автоматчик невозмутимо нащелкал Червонцу шестьдесят тысяч кредитов, и он бросился в бой. Бой продолжался недолго, и через десять минут Червонец был разбит в пух и прах.

- Пидар гнойный, - выдавил он сквозь зубы и неохотно слез с высокой табуретки, - слышь, поставь табличку, что занято, я попозже приду, отбиваться буду.

Автоматчик кивнул и закрыл экран автомата табличкой с надписью:

"Извините, игровой автомат временно занят".

Злобно оглядываясь на ограбивший его автомат, Червонец вышел на улицу и, щурясь от яркого солнца, вздохнул полной грудью. Оглядевшись, он неторопливо пошел через дорогу к стоявшему на противоположной стороне улицы "Лендроверу".

Усевшись за руль, Червонец достал пачку сигарет и раздраженно закурил.

В кармане задрожала трубка, и Червонец, скривившись от попавшего в глаз дыма, достал ее и посмотрел на экранчик. Номер не определялся, и Червонец, недовольно поморщившись, поднес трубку к уху.

- Ну, - сказал он таким тоном, что звонивший ему человек должен был сразу почувствовать свое место в жизни.

- Ты не нукай, мил человек, не запряг, - прозвучал в трубке негромкий спокойный голос, и в этом голосе Червонец услышал власть и уверенность.

- Это кто? - спросил он, понизив голос.

- Это, Виталий, твой фарт, - ответили ему, - а зовут меня - Граф. Слышал про такого?

- Да, конечно, - голос Червонца стал мягче бархата, - обязательно слышал. А откуда вы мой телефон…

- Не задавай лишних вопросов, Виталий, а бери руки в ноги и давай быстренько в ресторан "Поручик Ржевский". Прямо сейчас.

- А… как я вас узнаю?

- Тебя встретят, - ответил Граф, - и имей в виду, что никто не должен знать, куда ты едешь. Понял?

- Понял, - торопливо сказал Червонец, - а как я узнаю вас?

- Не беспокойся, - усмехнулся Граф, - тебя встретят.

И в трубке раздались гудки. Червонец посмотрел на умолкнувшую трубку и пробормотал:

- Ни хрена себе! Граф…

Потом бросил трубку на сиденье и завел машину.

К таким людям, как Граф, если они зовут, нужно не просто спешить, а очень спешить, и при этом отменять любые дела, потому что…

Просто потому, что с тобой хочет говорить Граф.

А Граф - это…

Червонец покрутил головой, и его "Лендровер" резко сорвался с места, чуть не столкнувшись с едва успевшей затормозить раздолбанной "Волгой".

Константин Эдуардович Палицын, он же Граф, был странной фигурой в криминальном мире города. Никто не знал о нем ничего наверняка. Все, что говорилось об этом человеке, сильно отдавало легендами и мифами, но он был вполне реальным человеком, и многие могли подтвердить, что видели его живьем.

Его уверенно считали вором в законе, хотя никто не знал, когда и где его короновали. Сведения о его отсидках тоже были противоречивыми - если сложить все отбытые сроки, которые приписывались Графу молвой, то набиралось лет триста, а география мест, в которых он якобы сидел, не включала в себя разве что Алькатрас и Синг-Синг.

Авторитет этого человека никто и никогда не пытался подвергнуть сомнению. Возможно, людям просто нужна была некая фигура, стоящая над всеми, некое подобие уголовного пророка, и они сами создали его для себя.

Возможно…

Но, как известно, дыма без огня не бывает, и все, от последней сявки до уважаемых авторитетов, относились в Графу с почтением, хотя и не знали, чем он занимается, на что живет, и вообще - откуда он взялся.

О Графе говорили, понизив голос и оглядываясь по сторонам, будто их речи могут быть услышаны в неизвестно где находившемся таинственном дворце, и Граф окажется недоволен упоминанием его имени всуе.

Воры в законе и прочие авторитеты считали за честь обратиться к нему за советом и свято следовали полученным рекомендациям. И если Граф говорил "да", то получивший одобрение человек мог быть уверен в успехе своих начинаний. Но уж если звучало "нет", никто не смел переступить через это короткое слово.

Паша Новгородский попробовал пренебречь советом Графа, сочтя авторитет пророка дутым, а его слова - пустыми, и закончилось это тем, что всю его команду положили в землю, а самого Пашу распилили бензопилой на запчасти.

Это событие потрясло криминальный мир города и упрочило авторитет Графа. И никто никогда не знал, где его найти, а если такая необходимость возникала, то Граф сам находил нуждающегося и назначал ему встречу в каком-нибудь неожиданном месте.

Однажды Витек Резаный, бригадир юго-западных, решил заглянуть за завесу тайны, окружавшей фигуру Графа, и попытался выследить его. Закончилось это тем, что Резаного нашли с пулями в обоих глазах, а двое его подручных, которые взялись пособить корешу, пропали навсегда. С тех пор никто не пытался ни выяснить биографию Графа, ни обнаружить место его пребывания.

И вот теперь эта легендарная личность заинтересовалась таким отбросом, как Червонец. Сам Червонец, понятное дело, был о себе гораздо более высокого мнения, но все равно - разница в положениях была неизмеримой. Так что, направляясь на назначенную Графом встречу, Червонец слегка мандражировал, хотя и отметил в словах Графа намек на некий фарт.

Подъехав к ресторану "Поручик Ржевский", Червонец поставил "Лендровер" на стоянку и направился к входу, по обеим сторонам которого стояли двое гренадеров с огромными усами и внушительными саблями.

Навстречу Червонцу вышел невысокий худощавый человечек в строгом костюме. Он протянул гостю руку и сказал:

- Вас ждут, Виталий.

Пожав его сухую маленькую ладонь, Червонец покосился на равнодушных стражей, которые вблизи оказались на голову выше его, и последовал за своим провожатым.

Они вошли в вестибюль ресторана, и Червонец, остановившись, ошеломленно огляделся. Он слышал про этот кабак, знал, что простых людей сюда не пускают, но такого он не ожидал. Хрустальные люстры, бархатные и шелковые портьеры, золотая лепнина, статуи и канделябры, инкрустированный паркет… Эта лезущая в глаза роскошь отдавала, конечно же, дикарством, но на Червонца интерьер произвел такое же впечатление, как фуражка со сверкающей кокардой на дикаря с острова Пасхи.

Он был потрясен. Его провожатый, едва заметно улыбнувшись, сказал: