Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Глушить мотор замасленный парень не стал, выбрался из-за баранки и, улыбнувшись, указал мне на водительское место. Улыбка у него была просто замечательная: открытая, честная. Может быть, такой эффект достигался за счет ослепительного блеска зубов на фоне общей чумазости морды лица, не знаю. Но я вдруг почувствовал неодолимую тягу дать ему на чай. Чего раньше вообще никогда не практиковал. И, засунув руку в карман, вытащил полтинник и протянул его Гере.

– Спасибо! – тот улыбнулся еще ослепительней. – Счастливого пути!

Хороший парень. Провожаемый его долгим взглядом, я решил, что путь, скорее всего, действительно будет счастливым. А как иначе, если красотка Анжела ни с того ни с сего вдруг решила подарить мне ночь любви, а гаражный паренек Гера пожелал удачи? Нет, что ни говорите, а это к счастью.

Поплутав слегка по запутанным дорожкам вокруг отеля, я вырулил на улицу и поехал к «Москве». Это была точка рандеву из варианта номер один. Время встречи: тринадцать ноль-ноль. Главное, чтобы ничего не знающий об этом Цеховой не подвел.

Ждать снаружи я счел глупым. Во-первых, потому что время было уже обеденное, а во-вторых, не мешало разведать, что там, внутри. Может, оттуда действовать будет куда удобнее. Всякое случается, ничем не следует пренебрегать – тем более, когда имеешь дело с типами, у которых в каждом кармане по охраннику сидит.

Я выбрался из машины, закрыл дверь и вошел в ресторан. С пистолетом под ветровкой, но без дипломата. Его я оставил в салоне, решив, что в данном случае винтовка не понадобится – начинать операцию с того, чтобы сразу пристрелить объект, было глупо. Позже, если вынудит. Но все равно – позже.

Изнутри «Москва» выглядела неплохо. Не в той, конечно, степени, что отель «Ангара», но – весьма. Правда, я не совсем понял, почему владельцы решили оформить интерьер в темно-бордовых цветах – может, подсознательное воспоминание о теплой материнской утробе смущало их разум, но это, собственно, были их проблемы. Моя голова была занята несколько другим – я рассматривал внутреннюю планировку. А для меня она, говоря откровенно, оказалась не очень. Во-первых, ресторан был условно поделен на три части. В одной – куча столиков и бар, во второй – опять же куча столиков, танцплощадка и подмостки – то ли для оркестра, то ли для певца – неважно. В третьем отсеке тоже располагались столики, только бильярдные. И тоже имелась стойка бара. Работать в такой обстановке я находил невозможным. Не представляю, как можно исхитриться кого-нибудь отсюда похитить. А мне нужно было именно похитить. Умыкнуть, если хотите. Чтоб комар носа не подточил. Чтобы сопровождающие Цехового шестерки даже не попытались помешать. А они попытаются, факт. После внимательного осмотра ресторана я в этом не сомневался. И стал в тупик, не зная, насколько оправдан в данном случае риск и стоит ли вообще на него идти.

С другой стороны, выбор был небогатый. Либо я постараюсь оприходовать Цехового сейчас, либо в тот момент, когда он направится в кегельбан. Но второй вариант имел существенный недостаток – если осуществить его не удастся, клиента придется ликвидировать. А мне очень хотелось перетолковать с ним с глазу на глаз, пока он еще способен на это.

Поэтому я решил подождать. Заранее продуманный план – вещь, конечно, прекрасная, но никогда не следует сбрасывать со счетов фактор случайности. У него, у этого фактора, есть замечательная способность смешивать карты тех, кто считал, что их продуманный со всех сторон план защищен от всяких неприятностей. Как говорится, никогда не клянись Господом, ибо ты пробуждаешь в нем искушение заставить тебя нарушить клятву. Немного вычурно, но в целом верно.

Я уселся за столик и, подняв руку, помахал ладошкой. Рядом со мной материализовался официант и склонился в подобострастном поклоне. Выражения лица я не разглядел, – в зале царил полумрак, – но мне показалось, что у него из глаз так и прет ехидство. Однако поручиться я не мог, а потому решил не заострять на этом внимания и не требовать объяснений. Просто взял меню и быстро пробежал глазами. Шиковать желания не было, но перекусить не мешало. А когда удовольствие не во вред работе – это просто прекрасно. Такой симбиоз поднимает настроение и дает силы жить дальше и даже лучше прежнего.

В общем, я сделал заказ и, отослав официанта, посмотрел на часы. Без двадцати. Если Цеховой строго придерживается расписания, то ровно через двадцать минут он будет здесь. Если же не строго, то может появиться раньше, а может и немного припоздать, растянув мне удовольствие ожидания. А если вообще не придерживается, – нервный стал или, к примеру, именно в этот период решил поменять привычки, – то я вообще рисковал остаться круглым идиотом, потратив время и деньги, причем и то, и другое в немалых количествах.

Вернулся официант, притащив заказ. Повинуясь приобретенной буквально несколько минут назад привычке, я сунул ему в руку на чай и удивился: получилось легко и изящно, словно я всю жизнь этим занимался.

Кушая, ожидать гораздо легче, чем заниматься тем же на голодный желудок. Я не торопился. Зачем? Придет Цеховой вовремя, раньше или позже – роли не играет. Все равно он приступит к трапезе после меня и вряд ли сумеет обогнать. Не давиться же ему, в самом деле. Не Олимпийские игры. А если вообще не придет, то мне вовсе торопиться некуда аж до семи часов.

Но он пришел. Приведя с собой троих церберов, волосатых до невозможности, к тому же затянутых в кожу. С первого взгляда и не разберешь – религиозные фанатики они или рокеры самого крутого замесу. Последнее выглядело даже более правдоподобным, потому что заклепки у них на косухах были, а вот четок в руках я не приметил.

Словно чувствуя, что я дожидаюсь именно его, он прошел через весь зал и устроился за соседним столиком. Это было лучшее, на что я мог надеяться, хотя трое волосатых последовали за ним и уселись рядом. Во всяком случае, слегка поднапрягшись, можно было слышать обрывки их разговора. При определенном везении – даже что-нибудь интересное узнать.

Но я был жестоко разочарован. Говорить о делах секты в компании подчиненных Цеховой не стал. Интеллектуальный уровень, что ли, не вдохновлял? Сидел, порол всякую чушь, причем по большей части с набитым ртом. Воспитание – на нуле. А общий смысл беседы сводился к рассказу о том, как кто-то кого-то спросил о чем-то, и в ответ был послан куда подальше. Туда, куда посылать не принято, поскольку туда даже дороги нет. Первый кто-то обиделся, не поленился и сбегал. Только не туда, куда его послали, а домой, за топором. Прибежал обратно и зарубил второго кого-то. Насмерть. Судя по тону, каким все это говорилось, ни первый, ни второй участник драмы в числе родственников или хотя бы близких друзей Цехового не числились. Он довольно похохатывал во время рассказа, и постоянно чавкал, чавкал, роняя изо рта куски еды… Свинья, одним словом. Я наблюдал за ним с брезгливостью ученого, ковыряющегося в дерьме мамонта: приятного мало, но ведь надо узнать, чем эти допотопные слоны гадили.