Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Они, по-моему, и без вас будут в это время общаться с богом, – возразил я.

– Это не тот бог! – взвизгнул он, и мне снова пришлось призвать его к порядку, стукнув в почку. – Их бог – неправильный бог!

– Чушь собачья, – фыркнул я. – Бог не может быть неправильным, если он есть. Назови его Яхве, Аллах или Великий Дух, а на выходе получится все равно тот же самый Бог, так что зря очко напрягаешь. Это всегда тот самый бог, которому молишься ты, а еще китайцы, арабы и индейцы. И заметь: под твой храм бомбу еще не подкладывали ни арабы, ни китайцы, не индейцы. А вы на свет вылупиться не успели, уже почем зря бомбы подкладываете. Насколько я помню, бог к миру призывал. Типа, любите друг друга, плодитесь, размножайтесь, кровь не проливайте, и еще что-то в этом роде. А вы мечтаете залить ей землю. Во какая куча аргументов – и все они появились, когда я попытался поставить себя на твое место. А со своего могу сказать одно: боги приходят и уходят, а людям – жить.

– Как?! – его глаза округлились. – Ты говоришь так, словно промысел божий – явление временное!

– Угу, – кивнул я. – Именно так я и думаю. Промысел божий существует только до того момента, пока в этого конкретного бога верят. Пещерный человек верил в Святое колесо, и для него существовал только промысел Святого Колеса. Египтяне поклонялись змею-Ра, и для них был важен промысел змея-Ра, как для древних римлян – промысел Юпитера-громовержца. А теперь над этой чушью все смеются, да? Ты сегодня сам глумишься над тем, во что твой пра- в двадцать третьей степени свято, до исступления, поклонялся. Ты вот глумишься, а сам-то чем лучше? Да ничем. И плевать, что ты веришь не в то, во что твой предок. Твоя вера – в тот же временный промысел, потому что перед временем пасуют даже боги.

– Ух! – задохнулся ментик. – Ты богохульствуешь – и гордишься этим! – Тут он хитро прищурился и попытался заняться риторикой. – Но ты противоречишь сам себе. Если верить твоему утверждению, бог один и только имена у него разные. Выходит, забыты не боги, забыты их имена – вот что получается согласно твоей логике!

– Демагог из тебя, мальчик, никакой, – вздохнул я. – Возьми свою любимую Библию, и ты поймешь, что такое настоящие противоречия. А то, что ты сейчас наговорил – галиматья в чистом виде. Ни один религиовед с тобой даже связываться не станет. – Я скромно умолчал о том, что ни один религиовед со мной тоже связываться не станет. Не дурак, сам догадается. А если дурак, то ему же хуже. – Древние боги и нынешний – разные вещи. Современный – он един в трех лицах, а древние – они едиными не были, и лиц у них было куда больше, чем три. – И, видя, что ментик в полном отупении уставился на меня, развил свою мысль: – Вспомни, что ты в школе учил. В Египте был Ра, был Атон, были, если не ошибаюсь, Осирис, Тот, Сотис и еще с пару десятков богов. А греки? У них были Аид, Посейдон, Зевс, Марс и еще куча других, в том числе бабы. Поэтому говорить, что современный бог и прежние одно и то же – глупо. Здесь мы имеем одного бога, а там – целый пантеон. Ф-фу! Вот это речь! Как по-твоему?

Увы, по-евоному было никак. Выпучив глаза, словно таракан, накурившийся марихуаны, ментик наставительно произнес:

– Бог – един, хоть и в трех лицах. И имя его – едино. И вера в него – едина. И нам, истинно верующим, должно наставлять неверных любыми путями. В этом наша миссия. И когда мы направляем их к Богу, то поступаем милосердно, ибо Он, в своей милости, примет их и наставит в истинной вере лучше, чем это сделали бы мы, грешные!

Голос сектанта звучал внушительно, но глаза были пусты. Фанатик в натуральную величину. Он пропустил мимо ушей все, что я только что сказал. Впрочем, я и не надеялся переубедить его. Все эти так называемые истинно верующие примечательны тем, что у них напрочь отсутствует способность мыслить – самостоятельно мыслить. Потому они так редко выигрывают в споре. Но по той же причине никогда не проигрывают – стоит им увидеть, что словесная баталия, которую они обычно сами же развязывают, оборачивается против них, то становятся невосприимчивы к внешнему воздействию, их уши покрываются мхом, а слова отскакивают от них, как горох от стенки. И нет никакого способа пробить эту стену. В этом убедились еще древние римляне, когда даже львы на арене расписывались в своем бессилии перед фанатиками.

– Аминь, – сказал я. – Останемся каждый при своем. Будем считать, что искушение святого Антония не состоялось.

– Антихрист! – пробормотал ментик. – Божья кара постигнет тебя – рано или поздно.

– Послушай, – я устало передернул плечами. – Мне, признаться, надоели эти бесполезные богословские споры. Один твой брат во Христе сказал мне, что за убийство Цехового я отправлюсь на небеса, и это так же верно, как то, что Христос существовал. Так вот, докладаю: я все еще тут, на земле, а этот предсказатель сам отправился к богу – сообщать, что напредсказывал неверно.

– Иды марта еще не прошли! Еще не вечер! – величаво изрек ментик. Сибилла-пророчица, мать его! Захотелось треснуть парня по носу, но я сдержался – еще успеется. Поэтому вдохнул-выдохнул, успокаиваясь, и напомнил:

– Ага. Иды марта хотели пройти около вашего Управления. Ты меня сам из-под машины вытащил. Блин, как в твоей башке все запущено! Тебе бы трепанацию провести…

– Я тебя не вытаскивал! Ты к дереву отошел, Засульский бы разбился, если б таранил тебя! Я тебя ему под колеса толкнул! А ты дальше улетел. Надо было потише толкать. Какой же я дурак! – и он, потупившись, даже всхлипнул.

– Это ты да. Это ты маху дал, – я сочувственно похлопал его по плечу, но ментик на мой почти дружеский жест никак не отреагировал. Он вообще, кажется, больше ни на что реагировать не собирался, погрузившись в ступор. Возможно, до него дошло, что он оказался невольной причиной гибели шефа. Ну, да я разбираться не стал, потому что сам не жаждал продолжения беседы. Каждую секунду, что она длилась, не мог расстаться с ощущением, что не говорю, а пережевываю тухлые носки – таким бессмысленным все казалось. И я был рад, когда это «все» закончилось.

Поэтому, в качестве достойного завершения богословского диспута, я ткнул оппонента пистолетом в бок и сказал:

– Поднимайся. Пойдем, философ, пофилософствуем на другие темы.

Повторять пришлось несколько раз, потому что ментик выходить из ступора никак не желал. В конце концов я не выдержал и уже попросту засветил ему кулаком. И, наконец, услышал в ответ сварливое:

– Куда это я должен идти?

– А ты держи курс на гостиницу – не ошибешься, – подсказал я.

– Вот оно что! – сказал он тоном, который явно спер у Архимеда. Если бы заорал «Эврика!», вышло бы вообще один к одному. – Так вас несколько! Ну, я тебя огорчу: это твоего дружка здесь подорвали.