Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Киллер к юбилею

— С наркоманами всегда много проблем, — сказал телохранитель. — То девчонка какая-нибудь в состоянии наркотического опьянения собственную мать убьёт, то ещё какая неприятность случится…

Доктор открыл глаза и воззрился на Китайгородцева. Он даже не пытался скрыть своего изумления. Не ожидал, что здесь, за несколько тысяч километров от Москвы, кто-то напомнит ему о деле двухгодичной давности. Придвинул пепельницу, загасил в ней окурок и только после этого осведомился, стараясь не смотреть на своего странного гостя:

— Про девушку-наркоманку и про её несчастную мать — это вы к чему?

Он еще цеплялся за призрачную надежду, что это просто совпадение.

— Вы ведь знаете — к чему, — ответил Анатолий.

Значит, не совпадение. Вознесенский вздохнул.

— Очень неприятно всегда бывает обнаружить, что о тебе кто-то знает больше, чем тебе самому этого бы хотелось, — признался он.

— Зачем вы даете Роману наркотики?

— Ничего я ему не даю, — вяло отмахнулся доктор.

— Сейчас я приглашу сюда своего напарника, — сказал Китайгородцев, — и мы с ним перевернём вверх дном вашу комнату. И я уверен, что наркотики найдём.

Вознесенский посмотрел на него долгим, лишённым недавней расслабленности взглядом.

— Чего вы от меня хотите?

— Хочу всё-таки услышать ответ на вопрос: зачем вы даете Роману наркотики?

— Его надо каким-то образом удерживать в рамках.

— С помощью наркотиков?

— В определенном смысле — да. С ним надо — где таской, а где и лаской. Это — как в цирке с хищниками. Провинился — тут же получает по спине бичом. Проявил послушание — получи угощение. Всё на уровне рефлексов.

Рефлексы. Как у собаки Павлова. Китайгородцев помнил, что говорила ему Рита об отношениях Романа и доктора.

— Господин Тапаев одобряет вашу концепцию лечения? — спросил телохранитель.

Ответ он знал заранее — и всё-таки задал вопрос. Это такая тактика в разговоре — дожимать собеседника. Пока тот не будет окончательно сломлен психологически.

— Если я скажу, что — да? — не очень уверенно произнёс Вознесенский.

— То вы соврёте, — дружелюбно подсказал ему Анатолий.

Его собеседник смешался. Быстро же он спекся, ничего не скажешь.

— Я неспроста напомнил вам о той истории с девушкой-убийцей. Это я сделал в своих шкурных интересах. Чтобы спать спокойно и всегда быть уверенным, что твоему подопечному его собственный отпрыск не причинит ни малейшего вреда. Вы понимаете?

— Но я-то тут при чём? — поморщился доктор.

— А ведь вы по тому делу проходили, кажется? — будто только теперь вспомнилось Китайгородцеву.

— Свидетелем!

— А могли бы и не свидетелем… Да?

— Чёрт побери!

— Зачем вы сюда приехали? — быстро спросил Анатолий.

У него был такой вид, будто он сейчас бросится на собеседника с кулаками. Вознесенский дрогнул.

— Ваша логика мне понятна, — пробормотал он. — Но мне не нужны проблемы, поймите! Я примчался сюда только затем, чтобы не случилась беда. Я был в Москве, Роман жил здесь. Недавно в телефонном разговоре он сказал, что убьёт своего отца.

— За что?

— Обида. Вы поймите, у наркоманов формируется определенный тип психики. Деформированной психики. Им хочется наркотика, а кто-то препятствует им, стоит на пути к дозе. Значит, это враг.

— Тапаев стоит на пути к дозе?

— Да. Он лишил сына лёгкого доступа к наркотикам. Запер в этом поместье, как в тюрьме.

— Но вы в курсе, что еще до вашего приезда Роману кто-то передавал наркотики?

Секундное замешательство… Знал!

— Кто этот человек?

— Я не знаю.

— Кто?!

Вознесенский даже вздрогнул:

— Один из охранников.

— Имя!

— Зовут Саша. Фамилию я не знаю!

— Хорошо, выясним. Дальше!

— Дальше — что?

— Мы говорили с вами о том, что тот, кто стоит на пути наркомана к дозе наркотика — это враг.

— Да. Так вот, у Романа совершенно разладились отношения с отцом. А тот ещё собрался уезжать…

— Вы знаете о его отъезде?

— Мне Роман сказал. И тут на всё это наложилась сыновняя обида. Роман остаётся дома. Он почувствовал себя обойденным, никому не нужным — и опять источник всех бед персонифицирован в его отце. Когда он сказал мне, что ему хочется убить отца, я здорово испугался и сразу же примчался сюда.

— Вы испугались за Тапаева?

— Я испугался за себя, — сообщил доктор. — Конечно, я понимаю, что слова Романа про убийство — это несерьёзно. Но долговременное общение с наркоманами приучило меня к мысли о том, что нам, людям здоровым, порою представляется несерьёзным то, что в случае с наркоманами нередко завершается всамделишными трагедиями!

Вознесенский вздохнул и посмотрел на собеседника печальным взглядом:

— Вы упомянули историю, которая случилась два года назад. Мне тогда было очень скверно, если честно. Я уже думал, что не выпутаюсь. Следователь тогда почему-то решил, что это я подговорил свою подопечную совершить убийство. Я спасся от тюрьмы чудом. Мне просто повезло с адвокатом. Или с судьей, который адвокату поверил. В общем, всё обошлось… Но я испугался на всю оставшуюся жизнь. Этот страх до сих пор живёт во мне. Я не стесняюсь вам в этом признаться. Потому что понял, с чем вы ко мне пришли, и хочу донести до вас одну простую мысль: если ещё раз случится нечто подобное тому, что было два года назад, мне припомнят всё. Так что вам не о чем беспокоиться. Я действительно не подговаривал тогда ту девчонку совершить убийство! И сюда я примчался только затем, чтобы ничего не случилось. Я целыми днями держу Ромку рядом с собой. Да, я даю ему дурь, но зато он ходит за мной как привязанный, и я знаю, что ему сейчас не до чёрных мыслей. А потом Тапаев-старший уедет, и уже нечего будет опасаться.

— Вы вернетесь в Москву…

— Да.

— А Роман?

— Останется здесь.

— Что с ним будет, по-вашему?

— Умрёт, — спокойно сказал Вознесенский.

— Разве это неизлечимо?

— Наркоман может остановиться, если только он сам этого очень захочет. Настолько сильно, что сможет перебороть самого себя.

— А Роман разве не хочет?

— Нет.

— А если ему не давать наркотик?

— Он всё равно найдет. Знали бы вы, как изобретательны наркоманы!

Китайгородцев вздохнул и поднялся из кресла.

— Но вы поняли, почему я к вам приходил? — переспросил он на прощание.

— Да, конечно! — с готовностью отозвался доктор. — Все будет в порядке, я вам обещаю. Мне неприятности не нужны.

Анатолий уже был у двери, когда доктор сказал ему:

— Ко мне подходил какой-то парень. Он живет здесь. Такой… Долговязый… Лоб у него с залысинами…

«Виктор?»

— И что? — проявил интерес телохранитель.

— Он спрашивал меня про чек.

— Про какой чек?

— Так называют дозу наркотика. Я думаю, что он о чём-то догадался по Роману. Это ведь видно по глазам, по походке — что человек колется.