Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Киллер к юбилею

— Я вас понял! — сказал догадливый Саша. — Спасибо! Я понял! Извините!

— Ильичу скажешь, что я тебя отправил в город. Не объясняй ему ничего.

— Хорошо! Я понял!

Но Богданов всё равно растревожился. Через несколько минут он появился в приемной.

— Что происходит? — спросил он прямо с порога. — Куда ты его отправил?

— Он ушёл?

— Да.

— Сделай так, — сказал Китайгородцев, — чтобы он никогда больше и близко тут не появлялся. Если тебе не нужны проблемы, разумеется…

Ильич посмотрел на собеседника долгим взглядом, но промолчал.

— Кто такой Серёга? — поинтересовался Анатолий. — Это тот, которого ты отправил на проселок?

— Да.

— Что он за парень?

— Ничего, старается.

— Я слышал. Выслуживается?

— «Выслуживается» — плохое слово.

— Не подходит к нему, да?

— Старается он, — настойчиво повторил Богданов. — Он тут человек новый, понятно, что хочет себя зарекомендовать.

— А с товарищами у него не очень-то, по-моему?

— Почему же не очень?

— Дистанцию держит.

— Это тебе Сашка сказал? — спросил со вздохом Андрей Ильич. — Только недавно человек пришёл, пойми! Нужно время на то, чтобы притереться. Водку он в компании не пьёт? Так ему не до водки, у него — дома проблемы.

— Мать?

— Ты и про мать его знаешь? — снова вздохнул Богданов. — Слушай, чего ты тут сплетни собираешь, а?

— Сплетни — это у бабушек, которые сидят на скамеечке, — отрезал Анатолий. — А в охранном деле это называется «сбор информации и анализ оперативной обстановки».

— Именно что «анализ»! — все больше серчал Богданов.

— Не сердись, Ильич. А лучше пришли-ка ко мне этого Серегу, когда он из леса вернется…

Телохранитель Китайгородцев:

«Телохранитель впитывает информацию, как губка. Проблема в том, что эту информацию необходимо фильтровать. Не по принципу «важная-не важная», а по принципу «правдивая-не правдивая». Показное радушие принимающей стороны не всегда означает, что твоему клиенту здесь действительно рады и ему ничто не угрожает. Улыбки тоже бывают лживые. Поэтому, когда ты получаешь информацию, первым делом ее препарируешь, пытаешься понять, что за этой информацией скрывается… Ты норовишь сначала увидеть оборотную сторону, изучить изнанку. Этакое профессионально вывернутое восприятие жизни. Но это — неизбежно. В противном случае можно легко попасть впросак, купиться на лицемерие формы, не подозревая о неприглядности содержания. Когда я учился на курсах телохранителей, один из преподавателей рассказал нам байку о товарище Сталине. Тот сидел в президиуме, и его должна была поздравлять девчушка-пионерка. Она приехала из Средней Азии, где в свободное от учёбы время — а скорее всего вместо учёбы — собирала хлопок для страны… И насобирала она его так много, что её даже наградили орденом. Как самой достойной пионерке, ей доверили поздравлять товарища Сталина. Она поднялась в президиум, отрапортовала о трудовых успехах пионеров Средней Азии, поблагодарила за счастливое детство… Все вокруг аплодировали, обстановка была самая добросердечная, и товарищ Сталин в знак особого расположения даже взял девочку на руки. Подержал ее недолго, по-отечески добро улыбаясь в усы, а потом, всё так же улыбаясь, передал её товарищу Берии, который стоял рядом. При этом Сталин с улыбкой что-то сказал Берии на мингрельском языке, которого девочка не знала. Но она запомнила эту фразу. И помнила её всю жизнь. Эта фраза была ее путеводной звездой. Сколько жила, столько и хотела узнать, что же в тот раз с доброй улыбкой сказал великий Сталин? Фраза впечаталась в память намертво. И вот однажды этой женщине, тогда уже пожилой, встретился человек, который знал мингрельский. И ей наконец перевели слова, которые она с благоговением и благодарностью к своему кумиру носила в себе столько лет! В тот раз товарищ Сталин сказал товарищу Берии: «Забери от меня эту засранку, от нее козлом воняет…» Так что это очень важно, — сказал нам в тот раз преподаватель, — с самого начала понимать, что происходит в действительности. Сразу продираться к сути вещей. А не ждать долго-долго, пока тебе переведут с мингрельского…»

Уже затемно прибыл автобус с охранниками из «Барбакана». Анатолий распорядился, чтобы автобус подъехал непосредственно к гостевому дому и прямо под окнами был разыгран настоящий спектакль. Из автобуса один за другим вываливались дюжие охранники совершенно невообразимой богатырской комплекции — так увеличивали их габариты пудового веса бронежилеты пятого класса защиты, способные уберечь даже от бронебойной пули, выпущенной с пятнадцати метров. Сферические шлемы на головах, карабины «Сайга» на изготовку, гулкий топот тяжёлых кованых ботинок, отрывистые команды Китайгородцева, и всё это — в призрачном свете уличных фонарей, с длинными пляшущими тенями, с недалёким лаем сходящего с ума от бессильной злобы сторожевого пса, сидящего на цепи. Обитатели гостевого дома прилипли к окнам, с настороженным любопытством наблюдая за случившимся вдруг переполохом. Как раз для них Анатолий и разыгрывал этот спектакль. Среди этих обитателей дома, как он искренне верил, был враг. Настоящий враг. И этого врага Китайгородцев хотел напугать. Заставить затаиться, отказаться на время от исполнения своего плана, подарив таким образом телохранителю драгоценное время. Время, которого ему катастрофически не хватало.

Противника Анатолий хотел задавить массой. У него теперь было много людей, просто до неправдоподобия много, и он мог перекрыть оба дома — и хозяйский, и гостевой, — и ещё у него оставались люди для патрулирования территории. Он перекрыл все «слепые» зоны, все места, где враг мог пройти незамеченным, и если теперь Тапаева какое-то время продержать на расстоянии от его гостей, просто никого к нему не подпускать — можно спокойно вычислить убийцу. Ведь тот всё равно себя проявит — потому что неожиданно для него условия игры изменились, всё теперь стало по-другому, лично для него задача неимоверно усложнилась, превратившись практически в невыполнимую… И он занервничает — он уже занервничал — и какую-то ошибку непременно совершит.

Китайгородцев лично распределил своих людей по постам, каждого проинструктировал. Нечеловеческое напряжение последних суток отпускало его. Так ныряльщик, заплутавший в подводном лабиринте и не надеющийся уже на благополучный исход, вдруг вырывается наверх и делает спасительный вдох — и у него теперь ещё всё впереди! Даже настроение у Анатолия улучшилось. Вот в таком приподнятом настроении он и наткнулся на мрачного начальника тапаевской охраны.

— Что с тобой, Ильич? — спросил Китайгородцев и хлопнул Богданова по плечу, демонстрируя свое к нему расположение.