Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Киллер к юбилею

…Алла Андреевна Скворцова — когда-то любимая женщина Тапаева, а ныне просто мать его сына — стояла у крыльца хозяйского дома, наблюдая за тем, как ее великовозрастный сынок увлечённо лепит снежную бабу. Немного в стороне прохаживался вооруженный карабином охранник из «Барбакана».

Китайгородцев подошел к женщине.

— Уже темно, — сказал он негромко. — Если хотите, я провожу вас до дома.

Говорил вроде бы мягко, но его слова воспринимались как указание, которому нельзя не подчиниться. Скворцова передёрнула плечами, как будто ей вдруг стало зябко.

— Позвольте, я возьму вас под руку, — попросила она.

— Да, конечно.

Легкий, едва уловимый запах духов. Очень гармонично: снег, вечер, завораживающий и тёплый свет фонарей — и слабый волнующий запах, очень женский.

Они медленно пошли по освещённой дорожке. Тапаевский сын, не без сожаления оставив своё занятие, пошёл за ними следом.

— Я и представить себе не могла, что здесь так небезопасно, — призналась женщина.

— Ну, вы преувеличиваете, по-моему.

— Нет-нет. Даже у нас в Москве спокойнее.

— Не уверен.

— Вы ведь не москвич?

— Москвич.

— Неужели? — удивилась Скворцова и даже обернулась на своего спутника, чтобы получше его рассмотреть. — Я думала, вы местный. Вы разве не из охраны Генриха Эдуардовича?

— Из охраны.

— Он выписал охрану из Москвы?

— Да.

— Вот видите, — заключила женщина. — Уж если он действительно так печётся о своей безопасности, то всё не так уж хорошо, как вам представляется.

Они как раз проходили мимо установленных для завтрашних торжеств столов. Здесь уже успели появиться скамьи. И даже небольшой помост для артистов. Артистов, как рассказал Китайгородцеву Богданов, предполагалось взять местных. Какой-то ансамбль народного танца. Тапаев их спонсировал, а они плясали для его гостей, которые прежде сюда наведывались время от времени. Местная экзотика, так сказать. Обычно хорошо идет на свежем воздухе, под водочку.

— Если бы тут было так уж плохо, — сказал Анатолий, — вряд ли Генрих Эдуардович устроил бы праздник…

— Всё-таки дата, — пожала плечами Скворцова. — И потом — когда-то надо отдавать долги.

— Какие долги? — не понял Китайгородцев.

— Те, которые у каждого из нас есть перед своими близкими, — обернулась и посмотрела на сына — не отстал ли. Анатолий понял, что она не хочет больше обсуждать эту тему. Хотя собственную версию выстроить уже можно. Тапаев перед тем, как уехать отсюда надолго — может быть, навсегда — собрал не коллег по бизнесу, а только тех, кто приходится ему родственником. Кажется, никто из них не питал к клиенту особо тёплых чувств. Он забыл об этих родственниках. Надолго. Мог помочь, но не помогал. Предоставлял возможность самостоятельно выпутываться из житейских передряг. И вот теперь собрал их всех вместе. Значит, была причина. Скворцова говорит — отдавать долги. Возможно. Деньгами?

У гостевого дома прохаживался охранник.

— Вы наверняка знаете больше, чем я, — сказала вполголоса Скворцова. — Генриху Эдуардовичу действительно что-то угрожает?

— Мы здесь не зря хлеб едим, — ответил телохранитель нейтрально.

Понимай как хочешь.

Тут им предстояло расстаться. Скворцова обернулась, поджидая своего отставшего сына. Илья подошел, улыбаясь каким-то своим мыслям. Проходя мимо Китайгородцева, повернул голову и скользнул по его лицу взглядом. Только скользнул — и тут же отвёл глаза.

Из-за двери комнаты, в которой жил доктор Вознесенский, доносился какой-то шум. Когда Анатолий постучал, стало тихо.

— Откройте! — попросил телохранитель.

Пауза в добрых полминуты, потом щёлкнул замок. Дверь приоткрылась, но ненамного. Узкая щель, в которой маячил явно чем-то растревоженный Вознесенский.

— Позвольте войти, доктор!

Тот явно не горел желанием видеть в своей комнате гостя, но отказать Китайгородцеву не посмел.

В комнате обнаружился Роман. Тапаевский сын имел достаточно потрёпанный вид — будто его только что извлекли из сушильного барабана. Доктор старательно прятал глаза и не без труда сдерживал тяжелое дыхание. Похоже было, что это он и потрепал Романа.

Анатолий бросил быстрый взгляд на стол. «Ява золотая». Обе пачки распечатаны. Теперь можно не сомневаться в подоплёке происходящего… Возвратившись в свою комнату, Вознесенский вскрыл пачки. А наркотики обнаружил только в одной из них. Во второй были сигареты, чего он никак не ожидал увидеть. Просто теперь вторая пачка с наркотиками покоилась в кармане Китайгородцева. Но Вознесенский ничего этого не знал и первым делом заподозрил хозяйского сына. То-то у Романа вид такой потрёпанный. Здесь состоялся допрос с пристрастием.

— С вами всё в порядке? — спросил у парня Анатолий.

Тот молча кивнул в ответ.

— Пожалуйста, идите к себе, — предложил ему Китайгородцев.

Это звучало как приказ, но Роман даже не шелохнулся. Когда Анатолий, повысив требовательно голос, повторил фразу, парень бросил быстрый взгляд на доктора, будто спрашивая у того разрешения. Боялся он Вознесенского. Этот тип на самом деле имел над своими подопечными огромную власть.

Чтобы добиться подчинения стаи, надо унизить и растоптать вожака. Телохранитель вдруг резким движением сбил доктора с ног, а когда тот попытался подняться, придавил его горло — так, что тот захрипел. Этого хрипа Китайгородцев демонстративно не услышал.

— Я вам сказал — идите к себе! — произнес он таким неправдоподобно доброжелательным тоном, что больше уже ему повторять не пришлось.

Роман стремительно вышел, как будто только и ждал, когда ему позволят это сделать. Дверь за ним закрылась. Анатолий рывком поднял доктора с пола и швырнул его в кресло.

— Вас ждут в Москве, — сказал телохранитель. — Вам необходимо срочно возвращаться.

— Что за чушь? — огрызнулся Вознесенский.

Он потирал свою шею и вообще чувствовал себя крайне некомфортно. Его надо было дожимать.

— Если ты отсюда сейчас же не уедешь, — легко перешел на «ты» Китайгородцев, — я сдам тебя ментам.

— Есть повод?

— Наркотики, — коротко сообщил Анатолий.

Чтобы было доходчивее, он извлек из кармана распечатанную пачку «Золотой Явы». Доктор изменился в лице. Он был похож на игрока, которому только что сообщили об изменении правил игры. Изменения оказались неожиданными и очень неприятными по своим последствиям.

— Ты всё понял? — спросил Китайгородцев. — На сборы я даю тебе десять минут.

— Тапаев в курсе?

— Ты хочешь, чтобы об этом знал ещё и он? — широко и неверяще улыбнулся Анатолий.

Доктор вздохнул в ответ. Не хотел.

— Через десять минут спустишься со своими шмотками вниз, — сказал телохранитель. — Тебя отвезут на вокзал. Если кто-нибудь станет расспрашивать тебя о причинах отъезда, скажешь, что в дорогу позвали срочные дела.