Урбан Уэйт - Far Cry. Прощение [litres]

Девушка глянула на брата, а потом подняла взгляд на Уилла.

– И как же быть?

Уилл подошел к раковине, на краю которой стояла вторая керосинка. Он взял ее и протянул девушке вместе с бутылкой воды.

– Я развяжу твоего брата. Но я хочу, чтобы ты взяла рубашку и все необходимое, а затем пошла в ванную и занялась татуировкой, которую сделал Иоанн. Я пересажу Дрю в кресло, привяжу к нему и свяжу ему ноги, а только затем освобожу руки.

– И ты не хочешь, чтобы я помогла? – уточнила Мэри Мэй.

– Нет, – подтвердил Уилл. – Не хочу, потому что, если Дрю выкинет какую-нибудь глупость, ты можешь попытаться остановить меня или Джерома. Мы хотим уберечь его, но мы ему не доверяем. Понимаешь?

– Я на вашей стороне. – Девушка вновь бросила взгляд на брата. – Я могу помочь.

Уилл тоже обернулся, заметив, что Дрю внимательно наблюдает за их переговорами.

– Я знаю, – кивнул мужчина. – Но все меняется. Именно поэтому Иоанн отослал Дрю, когда принялся за твою татуировку. И именно поэтому я прошу тебя уйти сейчас. Родная кровь толкает людей на странные поступки. Вот и все.

Мэри Мэй обвела всех троих взглядом, а потом кивнула. Собрав вещи, она отправилась по коридору в ванную. Отсвет лампы на стенах – вот и все, что отмечало ее присутствие. Послышался звук открываемой двери, а затем исчез и свет.

Решив этот вопрос, охотник поднял Дрю на ноги и подвел к креслу, усаживая в него. Джером взял дробовик и встал так, чтобы в случае чего выстрел был точным. Уилл принялся обматывать пленника веревкой, закрепив ее на деревянной планке. Он связал руки Дрю выше локтей, проложил несколько витков через грудь и стянул все узлом сзади. Затем он привязал каждую лодыжку к ножкам кресла. И лишь после этого перерезал провод, скрепляющий запястья Дрю. Веревка была достаточно свободной, чтобы парень смог подтянуть руки вперед и положить себе на колени.

Уилл проверил каждый узел и лишь после этого кивнул Джерому, показывая, что можно убрать оружие.

Дрю увлеченно сжимал и разжимал кулаки, восстанавливая кровообращение, а затем посмотрел прямо на Уилла и ухмыльнулся:

– Видишь, ты можешь мне доверять.

Охотник пропустил это мимо ушей. Используя тонкие одеяла и гвозди, он закрыл окна, чтобы свет от ламп и печки не был виден с улицы.

Уже заканчивая с последним, он позволил себе выглянуть на улицу, где ночной ветерок лениво раскачивал качели под деревом.

Перед глазами стремительно пронеслись видения и воспоминания прошлого, а в горле встал ком. И он едва слышно прошептал:

– Надеюсь, где бы вы ни были, вы делаете этот мир лучше, чего мне не дано. – Выждав пару мгновений, он выпрямился и вбил в раму последний гвоздь.

В аптечке нашлись вата и спирт, ножницы, обычный и эластичный бинты, а также маленькие металлические крепления для фиксации повязки. Мэри Мэй разложила все это на краю ванны. В неверном свете лампы обнаруженные предметы и даже сама аптечка бросали на стены неровные гротескные тени.

Она прислушалась, но в доме стояла тишина. Ни криков, ни звуков борьбы. Из этого она заключила, что все в порядке. Возможно, что, уже сейчас ее брат сидел в кресле, а его руки были свободны. Мэри Мэй ни на секунду не винила Уилла за то, как он с ней говорил. Он был совершенно прав. Ради родных люди готовы на странные вещи.

«Например, разбить пикап и сбежать на пару дней в горы», – словно говорило ей отражение в тусклом зеркале.

– Иоанн пытался тебя предостеречь, – возразила она сама себе. – Он говорил, что не стоит ехать в горы. Но ты поступила по-своему и последствия будешь расхлебывать всю оставшуюся жизнь.

Она аккуратно спустила рубашку с одного, а затем с другого плеча. Местами из-за крови и пота ткань плотно присохла к коже. Даже татуировку было видно с трудом. Но, несмотря на пыль и грязь, Мэри Мэй все равно ощущала себя словно шут, которого облили дегтем и изваляли в перьях.

Мэри Мэй взяла ножницы и разрезала ткань, позволяя обрывкам свободно упасть на пол. Она вскрыла бутылочку с водой, смочила клочок ваты и принялась счищать слой грязи с груди. Пока она касалась лишь контуров татуировки, а не ее самой, и все равно кожа выглядела красной и опухшей.

Закончив, она взяла еще один импровизированный тампон и смочила его уже спиртом. Теперь она принялась за саму татуировку, вздыхая и даже приглушенно вскрикивая от боли. И вновь, когда дело было сделано, она осмотрела открывшуюся картину в зеркало. Татуировка темной вязью выделялась на коже. Она видела места, где Иоанн провел иголкой несколько раз, а где действовал более деликатно. Из-за этого надпись выглядела неравномерной и напоминала детский рисунок.

ЗАВИСТЬ. Мэри Мэй прикрыла глаза в глупой надежде, что надпись исчезнет, когда она поднимет ресницы. Но этого, конечно, не случилось. Надпись по-прежнему тянулась под ее ключицами через центр груди. Ее метка. Она вспомнила, что Иоанн говорил, нанося этот грех ей на кожу. Она прекрасно понимала, что действительно не сможет этого забыть, но в то же время знала, что ее восприятие этой надписи и значение, которое в нее вкладывал Иоанн, – совершенно разные вещи. Да, она не забудет, но, если именно Иоанн убил ее отца, Мэри Мэй рано или поздно придет по его душу.

Спустив с плеч бретельки бюстгальтера, девушка принялась накладывать чистый бинт поверх опухшей кожи. Если бы у нее был какой-то крем или мазь, она бы несомненно воспользовалась этим, но то, что стояло на полках, очевидно, было слишком старым. Поверх обычного бинта она наложила эластичный и закрепила крючками. Выглядело неплохо, пусть и заметно, что делал не профессионал.

Девушка привела себя в порядок и взяла кофточку, которую принес Уилл. Подумав, она поднесла мягкую сложенную ткань к лицу. Одежда пахла пылью, запустением, плесенью и чужими духами. Когда-то она принадлежала жене Уилла, но Мэри Мэй и так это поняла, как только увидела. И вот теперь она держала в руках серую блузку на пуговичках. Она прикрывала татуировку, но в то же время не раздражала кожу. Девушка оделась и повернулась к зеркалу. Можно было подумать, что в отражении сейчас она видела кого-то другого. Что ничего этого не было вовсе, но никакая одежда не могла заставить ее забыть о татуировке. Прячь не прячь, а эта метка теперь навсегда останется с ней.

Она вышла из ванной с лампой в руке. С кухни доносились ароматы пищи, раздавался звон посуды и приглушенные мужские голоса. Она направилась туда, но вдруг остановилась. Все окна в гостиной были завешены одеялами, но сквозь самое тонкое из них пробивалось странное красное зарево, словно рассеянный свет сквозь толщу воды. Но Мэри Мэй точно знала, что здесь не может быть ничего подобного.

К тому моменту, как она оказалась около окна, она уже не сомневалась в том, что что-то горит. В воздухе плыл явный запах дыма, которого не было прежде, с примесью горелой резины и краски. Она подцепила угол одеяла и выглянула на улицу. Пламя окрашивало ночь в алые цвета. Дым клубами поднимался к небу. Костер бушевал, выбрасывая багряные языки на двадцать – тридцать футов в высоту. Стихия бушевала внизу у границы участка. Кто-то устроил поджог около ворот, и огонь уже распространился на ближайшие деревья.