Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Так случилось и на этот раз. За телефонным звонком последовала бурная встреча с объятиями, хлопаньем по плечам и спине, горячими поцелуями в колючие щеки и радостными гортанными возгласами. Земляки любили Реваза, потому что он был настоящий джигит и весьма щедрый работодатель.

К тому времени, как Ревазу позвонил Муха, цистерны с вином еще стояли на таможне. Гургенидзе связался с водителем, который был за старшего, и предупредил, что в пути возможны инциденты, так что ухо надо держать востро. Пока он занимался организацией скрытой охраны московского офиса и обсуждал с Мухиным возможные способы защиты от предполагаемого вторжения рейдеров, виновозы пересекли границу и двинулись в сторону Москвы. Будучи предупрежденными, водители смотрели в оба и вскоре заметили пожилой черный «форд», который подозрительно часто обнаруживался то впереди, то сзади их короткой колонны. Двое ехавших в нем молодых, спортивного вида мужчин очень старались сойти за случайных попутчиков, держащих путь в том же направлении, что и цистерны, и им бы это почти наверняка удалось, если бы звонок Ржавого не заставил водителей виновозов удвоить бдительность.

Обратив внимание на черный «форд», дальнобойщики очень скоро заметили, что под тронутым ржавчиной, забрызганным грязью капотом скрывается весьма серьезный двигатель: в случае нужды потрепанный седан разгонялся стремительно, как ракета, и в считаные секунды исчезал вдали, чтобы через какое-то время снова возникнуть в поле зрения где-нибудь на обочине или в дорожном кармане. Это было странно, а значит, подозрительно. Никто не станет плестись по широкой федеральной трассе со скоростью девяносто, от силы сто километров в час, сидя за рулем машины, способной легко, без усилий ехать вдвое быстрее. И никто, дав волю движку и пулей умчавшись за горизонт, не будет без острой необходимости съезжать с дороги и останавливаться, пропуская мимо себя всех, кого обогнал в течение последнего часа. Нормальный человек, которому предстоит дальняя дорога, экономит свое время и гонит вперед практически без остановок, особенно в такую погоду, как сейчас, когда холод, сырость и грязь не располагают к тесному общению с природой, а пение птичек сводится к вороньему карканью.

Получив по телефону исчерпывающий доклад старшего бригады дальнобойщиков, Ржавый Реваз пришел к тому же выводу, что и он: цистернам сели на хвост и пасли с недвусмысленным намерением проследить путь от пункта таможенного контроля до конечной точки маршрута. Кто и зачем это сделал, еще предстояло выяснить; в данный момент этот вопрос, при всей его серьезности, волновал Реваза куда меньше, чем судьба двадцати тонн виноматериала, которые следовало как можно скорее превратить в деньги. В данном случае дело было не столько в личной выгоде, сколько в том, что при некоторой доле воображения можно было назвать производственной необходимостью.

Последняя акция Реваза, включавшая такой эффектный эпизод, как обстрел кортежа, в котором ехали президенты Грузии и Польши, едва не вылезла ему боком. Проделано все было как обычно, на крепком профессиональном уровне, но свалившиеся как снег на голову, неведомо откуда разведчики генерала Мещерякова чуть было не поставили в карьере Ржавого жирную точку. Группа Гургенидзе потеряла трех человек убитыми и лишилась базы в горах, а вместе с ней оружия, боеприпасов, продовольственного склада и трех единиц техники — двух «уазиков» и полноприводного японского пикапа.

Те, кто отдавал Ревазу Гургенидзе приказы, никогда не занимались прямым финансированием его деятельности, ограничиваясь выплатой гонораров за успешно проведенные операции. Такова была обратная сторона предоставленной ему свободы; он был волен выполнять задания в одиночку и единолично распоряжаться полученными суммами или нанять за те же деньги хоть целую армию помощников. Поэтому восполнять понесенный урон ему предстояло самостоятельно, а сбережения были чуть ли не до последнего цента вложены в дело. Да и с какой радости он должен трогать свои сбережения? Солдат воюет не для того, чтобы тратить свои денежки, а для того, чтобы их зарабатывать, и даже политики и олигархи, финансируя боевые действия, делают это не из любви к искусству, а в расчете на солидную прибыль.

Словом, деньги, вырученные от продажи вина, планировалось пустить на приобретение оружия, боеприпасов и всего прочего, что может понадобиться при ведении партизанской войны. Реваз был кровно заинтересован в успешном завершении этой сделки и готов недрогнувшей рукой устранить любое возникшее на пути препятствие. О том, что будет дальше, он не задумывался. Положение дел в «Бельведере» с некоторых пор перестало ему нравиться: возникшие между партнерами разногласия только усугубляли ситуацию, и Ржавый предчувствовал, что этот канал денежных поступлений скоро закроется. Пожалуй, это была последняя сделка; ее следовало во что бы то ни стало провернуть, а дальше — хоть трава не расти. Главное, чтобы эта парочка русских болванов успела перевести деньги, прежде чем над ними разразятся сгущающиеся тучи. Реваза Гургенидзе эта буря не заденет — к тому времени он будет уже далеко. А значит, церемониться, просчитывая далеко идущие последствия каждого своего шага, нет никакой необходимости…

Придя к такому выводу, Реваз откинулся на обтянутую натуральной кожей спинку сиденья, закурил и, вынув из кармана, развернул на коленях слегка потертый на сгибах лист бумаги. Задумчиво попыхивая сигаретой, он снова пристально всмотрелся в нечеткую черно-белую фотографию человека, выдававшего себя за сибирского бизнесмена Худякова. Обрамленное седеющей шкиперской бородкой лицо показалось ему смутно знакомым, и это тревожило Реваза куда больше, чем странности, начавшие происходить вокруг «Бельведера». Изображенный на снимке человек не принадлежал к числу теперешних знакомых Гургенидзе; если Реваз и знавал его когда-то, было это в весьма отдаленном прошлом. А там, в прошлом, среди знакомых Ржавого было немало экземпляров, которых он не хотел бы видеть в числе своих противников.

Одним из таких знакомых был генерал Мещеряков. В ту пору он ходил в майорах и по долгу службы учил уму-разуму молодого лейтенанта Гургенидзе. А потом, когда так и не удалось наставить горячего джигита на путь истинный, Мещеряков позаботился о том, чтобы не оставить камня на камне от едва начавшейся военной карьеры Реваза. Что ж, приятно сознавать, что некоторые вещи не меняются со временем: человек, погубивший карьеру Ржавого, пару недель назад едва не погубил его самого. Враг остался врагом и по прошествии десятилетий, и Реваз собирался поквитаться с ним за все.