Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Нажав клавишу стеклоподъемника, Гургенидзе выбросил окурок в окно. Окурок покатился по укатанной до каменной твердости песчано-гравийной смеси и коротко зашипел, угодив в скопившуюся в выбоине лужицу грязной воды. Вслед за окурком Реваз выбросил из головы посторонние мысли, выдохнул из легких остаток табачного дыма, закрыл окно и спрятал в карман распечатку с фотографией смутно знакомого лица. Мощный двигатель джипа едва слышно урчал под капотом, наполняя салон почти неощутимой вибрацией, из вентиляционных решеток тянуло ровным сухим теплом. Машина стояла на проселочной дороге, которая под прямым углом упиралась в федеральное шоссе. Деревья и кустарники ветрозащитной полосы образовывали что-то вроде рамы, в которой виднелся коротенький отрезок асфальтированной трассы. По нему то и дело с шумом проносились автомобили, на краткий миг возникая в поле зрения, чтобы тут же скрыться за щетинистой полосой кустов.

Реваз посмотрел на часы, и сейчас же, лишний раз подтверждая точность его внутреннего хронометра, на шоссе показался ярко-красный седельный тягач, тянущий за собой длинную блестящую цистерну из нержавеющей стали. За первым виновозом, отставая от него не более чем на пять метров, проскочил второй, а примерно через сорок секунд в неровной раме голых ветвей мелькнул приземистый силуэт пожилого черного «форда».

— Это они, — сказал Реваз и, заметив, что водитель схватился за рычаг переключения скоростей, добавил: — Не спеши, дорогой, теперь они от нас никуда не денутся.

Он выждал с минуту и только после этого сделал водителю знак рукой: поехали. Тяжелый джип тронулся с места, дополз, разбрызгивая лужи, до перекрестка, дисциплинированно пропустил мчавшийся в сторону Москвы автобус и, газанув, выкатился на шоссе. За ним, оставляя на асфальте постепенно сходящие на нет желтоватые грязные следы, с отставанием на полкорпуса двигалась еще одна набитая вооруженными кавказцами машина.

Клим Зиновьевич Голубев сидел на полумягком стуле в уголке тесноватой приемной и, сложив на коленях руки, бездумно глазел в окно. За окном виднелась обнесенная кирпичным забором заводская территория, сейчас, в теплом бесснежном декабре, являвшая собой довольно неприглядное зрелище. Над забором качались на сыром ветру голые ветви деревьев; в отдалении, на горке, блестел сусальным золотом куполов Свято-Никольский храм, за кресты которого цеплялись низкие серые тучи.

Клим Зиновьевич сидел в приемной начальника производства уже двадцать минут. Он был на сто процентов уверен, что никаких неотложных дел у господина начальника в данный момент нет и что в приемной его держат нарочно, чтоб знал свое место и, не дай бог, не возомнил о себе лишнего. Но это очередное унижение оставило его вполне равнодушным, поскольку ничего не меняло в общей картине. Рассеянно следя за неровным полетом борющейся со встречным ветром вороны, Клим Зиновьевич терпеливо ждал, когда его позовут.

На исходе двадцать третьей минуты ожидания на столе у секретарши басовито зажужжал селектор. Сняв трубку и выслушав короткое распоряжение, секретарша повернула к Климу Зиновьевичу некрасивое, густо и безвкусно накрашенное лицо и с оттенком пренебрежения обронила:

— Голубев, зайди.

Разумеется, она тоже тыкала Климу Зиновьевичу — как, впрочем, и всем, кроме начальства. Поднимаясь и одергивая кургузый пиджак, во внутреннем кармане которого лежал новенький почтовый конверт без адреса, Голубев подумал, что взялся за дело не с того конца. Он потратил больше года и уморил не одну сотню крыс, экспериментируя с компонентами вещества, которое убивало, не оставляя следов. Это было почти идеальное орудие для разовых, единичных убийств, но как раз в этом совершенстве и крылся главный изъян: оно решительно не годилось для массового отравления. А Клим Зиновьевич чем дальше, тем больше убеждался в простой, как мир, и такой же жестокой истине: чтобы по одному призвать к ответу каждого, кто этого заслуживает, ему не хватит трех жизней.

«Что ж, — подумал он, — мышьяк и цианиды — тоже неплохо. Всему свое время и место. Надо достать необходимые химикаты и оборудование, наладить производство в нужных масштабах и для начала попрактиковаться на колодцах, попутно изучая устройство городских водозаборов и пути доступа к ним. Вряд ли это окажется очень просто, зато какой будет эффект!»

Он сдержал улыбку, представив себе тянущуюся в сторону кладбища вереницу похоронных процессий, постучал в дверь кабинета и переступил порог.

Александр Леонидович Шмыга, начальник производства, был жирен, лыс и неряшлив во всем, что напрямую не касалось работы завода. Тут ему поневоле приходилось быть аккуратным и исполнительным, чтобы не лишиться теплого местечка, на которое мигом нашлась бы целая орава претендентов. Его круглую физиономию с бесцветными, навыкате глазами сомнительно украшали пышные рыжеватые усы; почти невидимый под нависающим двойным подбородком воротничок серой сорочки вечно был грязен и засален, а лацканы темного пиджака посыпаны крошками картофельных чипсов, до которых Александр Леонидович был большим охотником.

— А, Голубев! — воскликнул он с таким выражением, будто ожидал увидеть кого-то другого. — Ну, здравствуй, здравствуй! Что скажешь?

— Вот, — лаконично ответил Клим Зиновьевич и, подойдя к столу, положил перед начальником производства незапечатанный почтовый конверт без адреса.

Шмыга заглянул в конверт и одним небрежным движением руки смахнул его в ящик стола.

— Все? — спросил он.

— Все, как договаривались, — кивнул Голубев.

— Ну, вот и славно. Да ты присаживайся, в ногах правды нет. Приказ о твоем назначении у меня уже готов и распечатан, осталось только подписать да печать шлепнуть, чтобы все было чин по чину. Да-а, жалко Егорова, хороший был работник. И как его угораздило? Да еще со всей семьей, с женой и двумя ребятишками…

— Уму непостижимо, — сочувственно поддакнул Клим Зиновьевич. — Мистика какая-то! Прямо за столом, все вместе… Жуть! А какой был человек! Правильно вы сказали, ценный работник. И детишек жалко.

— Жалко, жалко, — с легким нетерпением, намекавшим на то, что ему недосуг поддерживать отвлеченные разговоры, согласился Шмыга. — Что ж, придется теперь тебе за него поработать. Думаю, справишься. Работа хоть и ответственная, да не шибко сложная, а у тебя, как-никак, высшее образование… Полезная штука — институтский диплом, верно? Это ж какой карьерный взлет — считай, из подсобников в сменные мастера! А там, глядишь, и в мое кресло сядешь…

— Там видно будет, — скромно сказал Клим Зиновьевич. — Хотя почему бы и нет?

— Но-но! — погрозил ему толстым пальцем Шмыга. — Ишь, разбежался! Погоди, я еще пока никуда не ухожу. И даже, что характерно, не собираюсь…