Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

После этого девушка вдруг упала боком на диван, никак не реагируя на удивленные реплики едва ворочающего языком Хомяка. Почти ничего не соображая, Хомяк встал, чтобы посмотреть, что это вдруг стряслось с его гостьей, и тут же рухнул как подкошенный, потеряв сознание.

Очнувшись глубокой ночью с жуткой головной болью, он с тупым изумлением обнаружил себя лежащим в луже вылившегося из бутылки «Шамбертена» рядом с перевернутым столом, в груде хрустальных осколков, рассыпавшейся закуски и погасших свечей. На диване обнаружилась сногсшибательной красоты блондинка; с огромным трудом припомнив, кто она такая и откуда взялась, Хомяк попытался ее растолкать. Немедленно выяснилось, что девушка мертва, как печная заслонка, и уже успела окоченеть. Видимые следы насилия на трупе отсутствовали, из чего Хомяк сделал логичный вывод, что он тут ни при чем: если бы он нечаянно прикончил свою партнершу в пьяном угаре, это было бы видно сразу, да и на полу тогда было бы не вино, а кровь.

Тем не менее общение с милицией в его планы не входило. Хватив полстакана виски и не испытав ни малейшего облегчения, он со сноровкой, приобретенной в былые времена, приступил к реализации того, что в какой-нибудь бюрократической бумажонке назвали бы «комплексом мер по избавлению от трупа» или как-нибудь еще в этом же роде. Осуществляя упомянутые меры, Хомяк нечаянно рассыпал содержимое принадлежавшей покойнице сумочки и с удивлением обнаружил среди патрончиков с помадой, пудрениц, ключей и прочей мелочи флакончик с клофелином. Теперь, по крайней мере, ему стало понятно, что приключилось в этот вечер с ним самим, однако на причины смерти ловкой профессионалки это открытие свет не проливало.

Избавившись от тела и продремав остаток ночи, Хомяк почувствовал себя лучше и попытался осмыслить ситуацию. Вино накануне он добыл со скандалом, чуть ли не с боем, и, судя по эффекту, который произвел на его гостью первый же глоток напитка, с вином что-то было не так. Отдать утопленное в подмосковном водоеме тело на вскрытие он, естественно, не мог, как не мог отправить на экспертизу старательно удаленное с пола при помощи моющего средства вино. Однако способ проверить правильность своей догадки у него все-таки имелся. Бутылок с вином было две, и предполагаемый отравитель, естественно, не мог знать, с какой именно он начнет. Хомяк отправился в магазин и там заставил заведующего выпить полный стакан вина из бутылки, которую привез с собой. Заведующий начал было сопротивляться, но, увидев у себя под носом ствол пистолета, пожал плечами и с независимым видом выпил вино до последней капли. Минут десять Хомяк ждал, когда он откинет копыта, а потом, ничего не дождавшись, с некоторым опозданием сообразил: бутылки из ящика он взял своими руками, завмаг к ним не прикасался и, понятное дело, не мог заранее знать, какую из них выберет клиент. По всему выходило, что завмаг никого не травил и даже не пытался; сунув подопытному сто долларов за беспокойство, Хомяк вернулся домой и оттуда позвонил Мухе: дескать, извини, братан, но тут нарисовалась странная тема — вчера на моих глазах вашим винищем телка насмерть отравилась…

— Вот такие пироги, братишка, — закончил свой рассказ Муха. — Хомяка я сто лет знаю, он за базар отвечает.

— А я не отвечаю? — хмуря густые темно-рыжие брови, спросил Реваз.

— Про тебя базара нет, — прижал к сердцу растопыренную пятерню Мухин. — Но с вином, как ни крути, что-то нечисто. И я не верю, чтобы отрава попала из Франции. Ты извини, конечно, но это наверняка твои поставщики чего-то нахимичили. Чем-то не тем они свой виноград удобрили, чем-то хитрым опрыскали, и готово: телка в пруду, серьезный человек на измене…

— А о своем заводе ты не думал? — подсказал Ржавый. — Может, ваши конкуренты внедрили туда своего человека. Достаточно пары публичных отравлений с общественным резонансом, чтобы ваша контора с треском вылетела с рынка и накрылась медным тазом. Э?..

— Интересная мысль, — задумчиво протянул Муха.

— Тем не менее, — поспешно встрял в разговор Климов, — в сложившихся обстоятельствах мы не можем рисковать. Я настаиваю на расторжении сделки.

— Как? — не понял Реваз.

— Забирайте ваше вино и везите на все четыре стороны — хоть обратно в Грузию, хоть на ближайший рынок — разливать по пластиковым бутылкам и продавать местным алкашам.

Голос у него звенел от волнения, как у пионера, читающего стишки патриотического содержания со сцены районного Дома культуры, а руки предательски дрожали. Видно было, что он трусит, но не намерен отступать. Что ж, в чем-то он, без сомнения, был прав; на миг Ржавому стало его жалко, но это непривычное и неуместное ощущение быстро прошло.

— Игорек, ты что, белены объелся? — вскинулся Мухин, куда лучше компаньона понимавший, с кем они имеют дело. — Ты что несешь? Я тебе уже сто раз сказал: Реваз здесь ни при чем! Сам он, что ли, отраву этой шлюхе подсыпал?

— Если бы сам, я бы это еще как-то понял, — заявил Климов. — А так… Ты можешь мне сказать, кто будет следующим? И когда? Сто раз… Это я тебя сто раз предупреждал: завязывай со своими серыми схемами! Видишь, чего ты добился?

— Подожди, дорогой, — достоверно изображая миролюбие и добродушие, вмешался в их перебранку Реваз. — Что значит «забирай вино»? Ты понимаешь, что говоришь, э? Как я его заберу, куда повезу? За вино людям аванс выплатил — потратился. Машины нанял, водителей нанял, таможенникам на лапу дал — это тебе копейки, да? У нас договор, дорогой…

— Какой договор? — нащупав в аргументации оппонента слабое место, ринулся в атаку Климов. — Где договор? Я с вами никаких договоров не подписывал!

— Устный договор, — мягко уточнил Реваз. — Двое мужчин между собой договорились, слово друг другу дали и руку пожали — вот какой договор! А тебе что надо — бумажка с печатью? Тьфу на нее!

— Вот с кем договаривались, с того деньги и требуйте, — огрызнулся Климов.

— Он твой компаньон, — напомнил Реваз. — А ты — финансовый директор.

— Вот именно. И я никаких платежных документов подписывать не стану. Хватит уже, наподписывался. И вы мне не тычьте! — неожиданно взвизгнул он так пронзительно, что Мухин вздрогнул от неожиданности, а из дверей, что вели в служебные помещения, высунулась убеленная сединами голова старого Зураба. — Я с вами баранов не пас!

В пустой полутемной шашлычной наступила нехорошая тишина. Голова старого Зураба беззвучно и медленно, как черепаха в панцирь, втянулась обратно в непроницаемую темноту служебного коридора, а Мухе стоило неимоверных усилий преодолеть инстинктивное желание отвернуться и закрыть лицо руками.

День опять выдался пасмурный, серый и такой сумрачный, словно начался не с утра, как положено, а прямо с вечера. Это, впрочем, никого не удивило, потому что на протяжении последних двух или трех недель все дни были точно такими же, а то и еще хуже. Уже третьи сутки держался легкий морозец, но осадков не было, лишь вдоль бордюров и в трещинах асфальта белели тонкие полоски нападавшей за ночь снежной крупки, похожие на просыпанную и разметенную ветром соль. По телевизору сообщали о небывалых за последние полвека снегопадах в Нью-Мексико и демонстрировали кадры, на которых американские водители, лишь понаслышке знающие о существовании зимней резины, выписывали на своих шикарных авто балетные па по обледеневшей дороге и в результате опрокидывались в кювет. Швейцария оказалась отрезанной от мира в результате снежных заносов на альпийских перевалах, в Риме из-за проливных дождей случилось наводнение и какая-то синьора, машина которой заглохла, въехав в затопленный тоннель, ухитрилась утонуть в ней, как мышь в ведре. Чернигов заметало, как какой-нибудь Нарьян-Мар; в пограничных с Украиной районах Белоруссии под тяжестью мокрого снега рвались линии электропередач, оставляя без света десятки населенных пунктов, а в городе Пескове не было ни дождя, ни снега, и поступающие со всех концов света сообщения о невиданных погодных аномалиях воспринимались как выдумки журналистов, направленные на то, чтобы отвлечь внимание общественности от мирового финансового кризиса.