Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Выйдя из шашлычной, они обнаружили, что снаружи резко похолодало. С темного неба медленно сыпалась снежная крупка, тонким слоем ложась на крыши их автомобилей и постепенно заметая темные колеи, оставленные на припорошенном ею асфальте колесами уехавшего в ночь серебристого «мерседеса».

Услышав в ответ на свой звонок донесшийся из глубины квартиры крик: «Открыто!» — генерал Мещеряков повернул ручку и толкнул дверь.

Люстра в прихожей не горела, лишь из открытой двери гостиной на пол падала косая широкая полоса электрического света. Поскольку хозяин явно не торопился навстречу гостю, генералу пришлось самостоятельно найти на стене выключатель. Под потолком, заставив его на мгновение зажмуриться, вспыхнула яркая лампа.

— Раздевайся и проходи, — донеслось из гостиной.

— А если это грабители? — ворчливо поинтересовался Мещеряков, снимая пальто.

— Ну и что? — откликнулся из комнаты Забродов. — С ними было бы веселее, мы бы затеяли подвижную игру… Эх, ну что за времена настали? Ты бы позвонил на Петровку, намекнул, чтобы не так усердствовали, а то всех грабителей переловили и пересажали, буквально некому физию начистить!

Мещеряков хмыкнул, пристраивая на вешалку свое пахнущее уличным морозцем пальто. Забродов, как всегда, был в своем репертуаре. Грабителей ему, видите ли, не хватает!

— Грабителей у нас больше чем достаточно, — сообщил он, входя в комнату и энергично потирая озябшие на морозе ладони. — И если я позвоню на Петровку и попрошу, чтобы их перестали ловить, за мной через пять минут прибудет санитарная машина, чтобы доставить в закрытый санаторий для генералов, повредившихся умом на почве беззаветного служения Отечеству.

— А такой есть? — заинтересовался Илларион.

Он сидел в глубоком кресле и, расстелив на журнальном столике газету, занимался чисткой оружия. На газете были разложены немногочисленные детали его семизарядного бельгийского револьвера тридцать восьмого калибра; размеренно двигая шомполом, Забродов прочищал ствол. Его пальцы лоснились от оружейной смазки, и Андрей Мещеряков порадовался, что Илларион не встретил его в прихожей, чтобы помочь снять пальто.

— Есть, наверное, — сказал он, усаживаясь в свободное кресло. — У нас ведь чего только нет! Но наверняка я не знаю. И узнавать, что характерно, не хочу.

— А что ты вообще знаешь? — недовольным тоном проворчал Забродов, откладывая в сторону револьвер. — Вот ты говоришь, грабителей у нас хватает. Ну, и где они?

— Что значит «где»? — слегка растерялся Мещеряков. — Везде. На улице, в подворотне… Не понимаю, в чем смысл вопроса?

— Я хочу знать, почему они ко мне не приходят, — капризно объявил Забродов. — Дверь нараспашку, в квартире полно раритетов, которые можно выгодно загнать любому знающему коллекционеру, а они не идут!

— И не придут, не надейся, — не без злорадства заверил генерал.

— Это еще почему? — удивился Забродов, старательно вытирая куском ветоши испачканные ружейным маслом пальцы. — Я что, заразный? Прокаженный какой-нибудь?

— Ты просто слишком любишь подвижные игры, — пояснил Андрей. — И игра у тебя всегда в одни ворота. А слухом, как известно, земля полнится. К тебе ведь приходили пару раз, не так ли?

— Так, — подтвердил Илларион, жмурясь от приятных воспоминаний.

— Ну, и чему ты удивляешься? Надо было или играть аккуратнее, или, как выражаются твои драгоценные грабители, сразу мочить наглухо. А так… У тебя же на двери висит табличка: «Не влезай, убьет!» И, как положено, череп со скрещенными костями. Все ее видят, один ты не видишь. Или видишь, но думаешь, что это зеркало.

Забродов фыркнул и швырнул замасленную ветошь поверх разобранного револьвера.

— Ты принес?

— Принес, принес, — буркнул Мещеряков, — иначе зачем бы я приехал?

— Ну, мало ли, — пожал плечами Илларион. — Например, попрощаться.

— За время нашего знакомства, — медленно проговорил генерал, — я прощался с тобой столько раз, что мне эта процедура уже порядком надоела. Прощайся не прощайся, результат всегда одинаковый: ты каждый раз возвращаешься и снова начинаешь действовать всем на нервы, как будто никуда и не уходил.

— За это ты меня и ценишь, — самодовольным тоном констатировал Забродов.

— В общем, да. Хотя за твою трескотню тебя иногда хочется не просто убить, а замучить.

— Ха! — пренебрежительно воскликнул Забродов. — Руки коротки, ваше превосходительство. Не такие пробовали, и где они? Ладно, что попусту спорить!

— Действительно, — саркастически поддакнул генерал.

— Ты что будешь — чай, кофе? Кофе с коньяком? Коньяк без кофе? Или попросту, по-русски — водочки под квашеную капусту?

— Некогда мне с тобой водку с чаем распивать, — сердито заявил Мещеряков и, вынув из оттопыренного кармана пиджака коробку патронов, бросил на стол рядом с разобранным револьвером. — И вообще, я с хамами не пью.

— Я? — возмутился Забродов. — Это я — хам?!

— А то кто же? По-твоему, гонять генерала через пол Москвы из-за коробки револьверных патронов — не хамство? Что я тебе — посыльный? Этот, как его… разносчик пиццы?

— А я виноват, что в магазинах таких не достать? — хладнокровно парировал Илларион. — И вообще, если это тебя так напрягло, мог бы, в самом деле, послать водителя.

Хранившийся дома небольшой запас патронов к своему револьверу, который, прямо как немецкий «парабеллум», признавал только фирменные боеприпасы, он беспечно растратил давеча в лесу за городом, где, пользуясь полным безлюдьем, упражнялся в стрельбе, дырявя консервные банки и сшибая со старых елей шишки. В оружейной лавке, куда он заглянул сегодня днем, патронов нужного ему калибра действительно не оказалось; их обещали подвезти через три дня, и Забродов, который не мог ждать так долго, без раздумий позвонил человеку, который мог легко решить эту проблему, воспользовавшись своим служебным положением. Что и было сделано — естественно, не без воркотни, к которой Забродов был заранее морально готов.

— Водитель тоже человек, — сказал Мещеряков. — У него жена, дети…

— Больная теща, — подсказал злопамятный Забродов.

— Да, и теща! И нормированный рабочий день, между прочим.

Илларион с пренебрежительным видом сунул в зубы сигарету, чиркнул колесиком зажигалки и закурил, окутавшись облаком дыма, как торпедный катер, ставящий дымовую завесу.

— Врешь ты все, господин генерал, — заявил он из глубины дымного облака. — Сроду тебя не останавливали ничьи жены, а тем более тещи. Я уж не говорю о нормированном рабочем дне. Потому что ты в первую голову слуга царю и только во вторую — отец солдатам.

— Это ты, что ли, царь?

— Почему я? Наоборот! Если бы дело касалось исключительно государевой службы, ты бы послал водителя, наплевав на его тещу и на то, что рабочий день давно кончился. А ты, голубчик, прикатил лично, потому что питаешь ко мне непозволительно нежные чувства. Я, конечно, не против, но имей в виду: ориентация у меня по-прежнему правильная.