Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

— С-скотина, — с чувством процедил генерал и немедленно сравнял счет: — Ты тоже имей в виду, что в наше время далеко не все считают правильной традиционную ориентацию. Особенно у нас, в Москве. Так что будь добр выражаться точнее. Я-то еще ничего, а вот где-нибудь в ночном клубе или на светской тусовке может выйти неловкость. Вдруг неправильно поймут? Кстати, — добавил он уже другим тоном, — что касается твоей ориентации. Как поживает Рита?

Забродов перестал улыбаться.

— Нормально, — ответил он, помолчав. — Хотела приехать.

— А ты?

— Сказал, что уезжаю. На рыбалку. Договорились с ребятами еще два месяца назад, неудобно отказывать — один всего на неделю из Африки приехал, другой через три дня уезжает на Ближний Восток…

— Обиделась?

— Обрадовалась, — проворчал Илларион. — Где тебя научили задавать такие дурацкие вопросы? А еще генерал…

— И чего ты не женишься? — задумчиво произнес Андрей.

— Потому и не женюсь. Нет, ты представь себе: тихий вечерок, за столом на кухне сидят счастливые супруги и заглянувший к ним на огонек старый друг семьи Андрюша Мещеряков — чай с баранками пьют или, к примеру, водку с пивом. Потом жена идет укладывать детей, а мужчины остаются на кухне — курят и обсуждают какие-то свои мужские дела. Ту же рыбалку, например, или, скажем, автомобили. А утром муж уходит из дома на полчасика и… Давай смотреть правде в глаза, Андрей: когда-нибудь я все-таки не вернусь. Сколь веревочке ни виться… И что ты ей тогда скажешь?

— Если ты не вернешься, отсутствие штампа в паспорте ее, конечно, утешит, — хмыкнул генерал.

— Зато хоть сирот не останется, — начал дурачиться Забродов.

— То-то и оно, что никого не останется, — не поддержал шутку Андрей. — А жаль… Впрочем, откуда ты знаешь?

— Что?

— Да насчет потенциальных сирот. Откуда ты знаешь, что их нет?

Забродов пару раз моргнул глазами и энергично почесал затылок.

— Черт, действительно… Да ну тебя! Скажешь тоже!

— Ага, — засмеялся довольный одержанной победой Мещеряков, — проняло!

— Да иди ты, — буркнул Забродов, демонстративно возвращаясь к чистке револьвера. — Тоже мне, семейный психолог. На нервы я ему действую… На себя посмотри! Расселся тут — чаю не хочет, водки не желает, танцуй вокруг него… Как же — его превосходительство на посылках! Как Золотая рыбка.

— У старухи, — подсказал Мещеряков.

— Смотри ты, — уважительно проворчал Забродов, — сказки Пушкина все-таки читал…

— Мультфильм в детстве смотрел, — возразил Андрей.

— Тогда другое дело. А то я уже испугался: а вдруг, кроме умения читать, у тебя и другие скрытые таланты имеются?

— Даже не сомневайся. Даром, что ли, меня в генералы произвели? Скажи лучше, ты когда ехать-то собрался?

Забродов посмотрел на часы. Было двадцать ноль-семь, но темень за окном стояла такая, будто уже давно пробило полночь.

— Да вот, револьвер вычищу и двину потихонечку. Дорога не шибко дальняя, но и не близкая. Если верить карте, до этого Пескова верст двести пятьдесят — двести семьдесят. Вроде рукой подать, но это ж наши российские дороги. Словом, планирую быть на месте еще до наступления утра.

— И?..

— Там видно будет. Давай не будем снова затевать этот разговор — что, да как, да в какой последовательности… Это просто разведка.

Мещеряков посмотрел на разобранный револьвер. Эта дорогая игрушка, при всей ее безотказности, а также силе и точности боя, выглядела несерьезно в сравнении с тем, что было использовано против капитана Лисицына и его напарника на обочине федеральной трассы в сотне километров от поворота на Песков.

— Послушай, — сказал он, зная, каким будет ответ, но все-таки надеясь на чудо, — у меня там в багажнике «калаш» и пара рожков…

— Ну и дурак, — спокойно отреагировал на это сообщение Илларион. — А если машину угонят или просто обворуют? Хорош подарочек для дворовой шпаны!

— Ну-ну, не надо обо мне так плохо думать. Мы с тобой учились у одних учителей, так что и у меня не обе ноги левые. Твою хваленую шпану возьмут за штаны раньше, чем они обнаружат тайник, не говоря уже о том, чтобы его вскрыть.

— Тогда зачем ты мне об этом рассказываешь?

— Затем, чтобы ты взял его с собой вместо этой своей цацки. Ну, или в дополнение к ней, если она тебе так дорога.

Забродов повертел перед глазами полуразобранный, поблескивающий от масла револьвер и положил его на стол.

— Опять ты за свое, — констатировал он. — Как заботливая мамаша, проверяющая, надело ли ее чадо шарф и перчатки перед уходом из дома, хотя у чада уже седина в бороде. Ну, на кой ляд мне сдалась эта железяка? От того, что она из твоего багажника перекочует в мой, в плане моей безопасности мало что изменится. Я что, должен таскаться с ней по улицам, чтобы быть готовым в любой момент отразить нападение?

— Они хорошо вооружены, — напомнил Андрей. — Даже слишком хорошо.

— Вот и прекрасно! Значит, в случае необходимости они же со мной и поделятся излишками… Я бы и револьвер не стал брать, в таких делах вполне можно обойтись и голыми руками, но вдруг придется кого-нибудь пугнуть? Люди часто ведут себя неразумно и не боятся голых рук, особенно когда сами при оружии. Что же, убивать их за это заблуждение?

— Хвастун, — с горечью констатировал генерал, вставая с кресла.

— Да, — скромно признал Забродов, — и это прекрасно. Не обладай я этим мелким недостатком, меня следовало бы прижизненно канонизировать и, накрыв стеклянным колпаком от пыли, выставить на всеобщее обозрение.

— Канализировать тебя следует, а не канонизировать, — сострил Мещеряков, направляясь в прихожую.

— Может быть. Ты генерал, тебе виднее. Тебя проводить?

— Вот еще, — отмахнулся Андрей, натягивая пальто. — Что я, красна девица? Ты вот лучше дверь за мной запри.

— Зачем? — не делая попытки подняться, лениво откликнулся Забродов. — Буду уходить — запру.

— Тьфу, — сказал Мещеряков и вышел из квартиры.

Илларион остался сидеть в кресле, слушая, как удаляются вниз по лестнице его шаги. Прислушивался он, впрочем, не столько к шагам Андрея Мещерякова, сколько к своим ощущениям, которые отчего-то становились все тревожнее с каждой секундой. Легкая озабоченность, которую он испытывал уже давно, вдруг переросла в смутное беспокойство; беспокойство, в свою очередь, уступило место тревоге, которая нарастала, словно катящийся с горы снежный ком. Мещеряков еще спускался по лестнице, приближаясь к первому этажу, а Илларион уже был на ногах.

Бросив взгляд на так несвоевременно оказавшийся разобранным револьвер, он быстрым шагом направился в прихожую. Рука сама собой протянулась и прихватила со стоявшего на комоде металлического блюда один из метательных ножей. «Здравствуй, паранойя!» — пробормотал Забродов, представив, как выглядит со стороны в своих старых армейских бриджах, линялой нательной майке с поблекшими камуфляжными разводами, в домашних тапочках и с обоюдоострым метательным клинком в руке. Зрелище было не для слабонервных, но что-то подсказывало, что в ближайшие несколько минут слабонервных Иллариону Забродову встретить не суждено.