Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Мимо, с любопытством и опаской косясь на московское начальство, пробегали по своим делам работяги. Некоторые здоровались; Муха на приветствия не отвечал, а Костыль сделал единственное исключение для молоденькой смазливой лаборантки, у которой между полами синего рабочего халата соблазнительно посверкивали симпатичные коленки и стройные бедра. Лаборантка засмущалась и юркнула в дверь мимо пытавшегося преградить ей путь Костыля; последний открыл было рот, чтобы прокомментировать ее внешность и потешное поведение, но тут прибыл конвоируемый Буфетом сторож, и Костыль промолчал.

— Грузин видел? — без предисловий поинтересовался у сторожа Мухин.

— Да как не видеть, видел, — с готовностью доложил тот. — Эти, которые цистерны привезли, уж который день по территории без дела болтаются, только и знают, что через проходную взад-вперед шастать…

— А другие были?

— И другие были. Крутились за воротами — то на машинах, то так, пешком. Я уж подумал, что не к добру это. Сказал начальнику охраны, дескать, может, в милицию сообщить, а он говорит: ничего, говорит, все нормально, они тебя не трогают, и ты их не трогай… А что, надо было сообщить?

— Не надо, — сказал Муха, снисходительно усмехнувшись при виде неуклюжей попытки этого чучела подсидеть своего непосредственного начальника — такое же, по всей видимости, чучело, как и он сам. — Ну, и где они теперь?

— Так тут такое дело, — оживившись, начал рассказывать сторож. — Сегодня утречком, затемно еще, часиков в пять, разом снялись и уехали. Да так скоро, будто за ними черти с вилами гнались.

— И больше не появлялись?

— До сей поры не видать.

— Ага, — сказал Мухин, — ясно. Ну ладно, ступай.

Он докурил сигариллу, не обращая внимания на ежащегося от холода Буфета и Костыля, который демонстративно приплясывал на месте и лязгал зубами. Джигиты снялись с места и убыли в неизвестном направлении по приказу Реваза, это было ясно. По всей видимости, сие означало, что Ржавый, как и обещал, оперативно разобрался с теми уродами, что готовили захват фирмы и завода. Очевидно, он решил, что необходимость в охране заводской территории от вторжения извне отпала, вот и отдал своим кунакам приказ разъезжаться по домам. В существовании фирмы Ржавый заинтересован не меньше Мухи, так что, надо полагать, «Бельведеру» и впрямь больше ничего не угрожает. Кроме, разумеется, той гниды, которая засела где-то здесь, на заводе, и в данный момент, очень может статься, смотрит на Виктора Мухина из какого-нибудь окошка. А может, и не из окошка; может быть, вон тот мужичонка в рабочей спецовке, что шкандыбает мимо в сторону цеха с какой-то ржавой железякой на плече, и есть отравитель — как знать?

Достав телефон, Мухин набрал номер Реваза — Ржавого нужно было как минимум поблагодарить. Гургенидзе был недоступен; пожав плечами, Муха сунул мобильник в карман и бросил длинный окурок поверх громоздившейся у крыльца заплесневелой груды строительного мусора. Ржавый был занят какими-то своими делами, а может, просто отсыпался после ночной работы — той самой, в результате которой его усатые земляки еще до рассвета освободили город Песков от своего присутствия.

— Айда, — коротко бросил он своим подручным и первым вошел в дверь заводоуправления.

Напуганная неожиданным появлением хозяина секретарша покойного Шмыги засуетилась, организовывая угощение. Проголодавшийся Буфет начал было плотоядно облизываться и потирать руки, но Мухин коротко напомнил ему, по какому поводу они приехали, и Буфет увял: откинуть копыта, отведав здешних разносолов, ему вовсе не улыбалось, а отравителем мог оказаться кто угодно — вот, к примеру, хотя бы эта толстая безвкусно наштукатуренная тетка.

Расположившись в кресле директора, Муха приказал доставить ему личные дела всех работников завода.

— Всех?! — ужаснулась секретарша.

— От директора до последнего сторожа, — подтвердил Мухин. — Сюда. Быстро. Ну, чего вылупились? — прикрикнул он на своих клевретов. — А что вы хотели? Разочек поработаете, ничего с вами не случится. Да тут и работы-то на час, их же не десять тысяч рыл и даже не тысяча, а и пары сотен, поди, не наберется. Стоять, — сказал он секретарше, которая уже направилась к выходу, намереваясь, как видно, приволочь в охапке две сотни папок с личными делами. — Позвони в отдел кадров, пускай сами организуют. Только быстро. А ты присядь, поговорить надо.

Дрожащей рукой сняв трубку, впечатленная его хозяйскими повадками секретарша замирающим от испуга голосом передала начальнику отдела кадров приказ московского начальства и боязливо опустилась на стул, любезно пододвинутый Костылем.

Мухин разглядывал ее покрытое слоем дешевой косметики дряблое лицо, обдумывая только что пришедшую на ум идею. Помянув последнего сторожа, он вспомнил мужика в безбожно лезущем вьетнамском пуховике, с которым (с мужиком, а не с пуховиком, разумеется) разговаривал пять минут назад на крыльце заводоуправления. Именно сторож, столь неумело и откровенно пытавшийся заложить начальника охраны, навел Виктора Мухина на мысль, что стремление любой ценой продвинуться хотя бы на одну ступеньку вверх по карьерной лестнице — это мотив.

— Стало быть, ты — последняя, кто видел Шмыгу живым, — начал он, внутренне потешаясь над собой, поскольку больше привык к роли допрашиваемого, чем вопрошающего.

Секретарша молча, с готовностью кивнула. Лицо у нее было глупое, по-собачьи преданное и такое испуганное, что последние подозрения в ее адрес мгновенно развеялись. Никакой личной выгоды из смерти Шмыги эта бестолковая баба предпенсионного возраста извлечь не могла. Она всю жизнь проторчала в приемной, как собака в будке, охраняя дверь в кабинет директора, и ей, по большому счету, было все равно, кто сидит за этой дверью, лишь бы ее, старую кошелку, не прогнали с насиженного места.

— Рассказывай, — потребовал Муха.

Секретарша с запинкой и даже слегка заикаясь поведала облетевшую весь город историю о том, как покойный завпроизводством потребовал принести в кабинет стакан чая с лимоном, а когда требуемое было ему доставлено, оказался мертвым.

— Так-так, — дослушав до конца, с глубокомысленным видом произнес Муха. — Значит, чая он не пил?

— Не пил, — кивнула секретарша.

— А до тебя к нему в кабинет кто-нибудь заходил?

— Голубев приходил. Но после него я заглядывала к Александру Леонидовичу, и он был в порядке — сказал, чтобы чаю принесла и приказ передала в отдел кадров…

— Какой приказ?

— Да насчет Голубева же! О назначении сменным мастером… Он, Голубев, за этим к Александру Леонидовичу и приходил. У них в цеху мастер умер, место освободилось, и его туда…

— А с мастером что?