Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

— А это что за фрукт? — вздохнул Павел.

— Не догадываешься? — удивилась Настя. — С соседкой познакомилась, она отдала. Там еще трое, не знает, куда пристроить, а топить жалко. Я выбрала этого…

— Мужик? — строго спросил Павел.

— Ну, пока не кастрировали, — да…

— Как назовем?

— Хочу Пушистиком назвать…

— Нет, не пойдет, — решительно отверг Павел. — Все эти нюшки-няшки — не для нас. Григорием Ивановичем назовем — Котовским.

— Так вроде не лысый, — девушка прыснула.

— Зато наш товарищ… Вот только что это? — он опять поводил носом. — Вы превратили прихожую в общественный туалет?

— Очень трудно воспитывать кота в одиночку, — объяснила Настя. — Мы проветрим, не волнуйся, я начну его к туалету приучать.

В квартире тоже произошли изменения. Стало чище. Сохли на окнах мокрые шторы (такое впечатление, что Настя их стирала, не снимая). Все вещи, привезенные из столицы, она растолкала по шкафам и сервантам. За окном висела авоська со свертками, на плите в кастрюле что-то разогревалось. Стол стоял посреди комнаты, укрытый чистой скатертью. Телевизор оказался в рабочем состоянии. Требовалось лишь его развернуть и вытереть пыль. Теперь он стоял на тумбочке в углу и показывал диктора центрального телевидения, читавшего новости. Поперек его лица то и дело змеилась линия помех. И звук был хрипловатый.

— Ого, теперь как белые люди заживем, — приятно удивился Павел.

— В ванную сходи, — посоветовала Настя. — Только после душа ты станешь настоящим белым человеком. Там хороший напор и горячая вода. Тараканов нет — проверила опытным путем. На кухне пару засекла… Но теперь знаю, для чего домашние тапки.

— Смотри, чтобы дикими не стали, — он чмокнул жену в лоб и удалился в ванную. Рассмеялся, обнаружив уточку на видном месте. Почему бы и нет? Детство никуда не уходит. Половину дня Настя оттирала ванну — теперь она блестела, как новая.

Павел улегся под горячую струю, блаженно закатил глаза. Это было наслаждение. Картинки прошедшего дня мелькали перед глазами: тряслась по колдобинам «буханка», китайские пограничники палили в воздух, надутые солдаты тянули носки на плацу, выражались шепотом… Тихо вошла Настя, присела на край ванны. Он открыл глаза.

— Знаешь, боялся, что ты уедешь, — откровенно признался Павел. — Или вечером устроишь такое…

— Глупый ты, — вздохнула женщина, взъерошив его слипшиеся волосы. — У меня и мысли такой не было. Знаешь, почему?

— Денег нет? — предположил он.

— Ну, точно глупый, — она покрутила пальцем у виска. — Люблю я тебя, куда же я уеду?

Он заулыбался, потянул ее к себе. Она ойкнула, чуть не упала в воду.

— Присоединишься? — спросил он.

— Нет уж, — она решительно замотала головой. — Что за неприличные фантазии? Где ты такого насмотрелся? Давай, я лучше голову тебе помою, а то сам не справишься. Потом пойдем ужинать, потом — в постель, которую я, кстати, пристально исследовала на наличие тараканов и клопов и пришла к утешительному выводу. Кот будет спать с нами. Это судьба, они всегда так делают. Теперь это член семьи.

— Ты купила продукты?

— Да, я ходила в местный магазин и вернулась с двумя авоськами. Он не настолько плох, как мы думали. У вашего ведомства особое снабжение. Я купила молоко, сметану, хлеб, картошку, всякие крупы и синюю птицу, похожую на курицу. Варить ее нужно дольше, чем говядину. Познакомилась с продавщицей Элеонорой — она раньше работала в главном продуктовом магазине Владивостока.

— Пошла на повышение? — хмыкнул Павел.

— Осталась без мужа, и ей стало все равно. А здесь зарплата вдвое больше. Какая же она болтунья, сплетница и язва… Завтра куплю постельное белье, коврик для прихожей и что-нибудь еще по мелочам. Главное, чтобы деньги раньше времени не кончились.

— Еще получу, — уверил Павел, закрывая глаза. — К тебе не приставали?

— Кажется, нет… Человек в погонах предлагал свою помощь в переноске авосек, но я отказалась.

Он приоткрыл глаза. Настя издевалась — смотрела лукаво, ждала взрывной реакции. Нет, сегодня не дождется.

— Помнишь парня, который навязывался к тебе в поезде? Он служит в моем взводе. Как увидел меня, чуть не поседел от ужаса…

— Бедненький солдатик! — вскричала Настя, оправившись от изумления. — Как мне его жаль! Пообещай, что ты не сделаешь его мальчиком для битья. Он хороший человек… правда, с некоторыми недостатками. Обещаешь?

Ужин был сытный, даже вкусный. Бубнил телевизор. Под ногами вился и жалобно мяукал пушистый комочек. На Павла смотрели красивые глаза жены. Жизнь казалась радостной — тьфу-тьфу, он боялся сглазить.

Слипались глаза, была глубокая ночь. Настя льнула к нему, что-то ворковала. Рассказывала про соседку Надежду, чей нос в дверях Павел уже видел. Муж — прапорщик, проходит службу на узле связи, домой приходит редко. У Надежды возникает мысль, что он нашел себе другую. Но какая может быть «другая» в этом лесу? Она всех знает. Женский контингент ограничен — жены офицеров и прапорщиков, врач, пара медсестер, две работницы столовой… Никаких подтверждений подлого адюльтера, но идея Надежды — маниакальная, она с ума сходит, сидя взаперти в квартире. А муж такой привлекательный, молодой, с черными усами…

«Как странно, — думал, засыпая, Павел, — вроде все наоборот должно быть. Мужчин — избыток, женщин — дефицит, из-за них и следует драться и чинить интриги». Но это не относится к его Насте — она хорошая, правильная, верная, даже почти не плакала, когда узнала, что мужа направляют на Дальний Восток…

На следующее утро Павел проводил политзанятия. Его слушали, не отвлекались, не разговаривали. Это радовало и окрыляло молодого офицера. Он не был таким уж неучем в вопросах международного положения. Преподаватели в училище натаскали. Павел мог не знать последних новостей, исторических предпосылок, но самым важным владел и умел подать свои знания в живой и интересной форме.

Слушателей мало волновала война во Вьетнаме, события в Чехословакии годичной давности — он пробежался «по верхушкам». Назревающие выборы депутатов — событие всесоюзного масштаба, раз надо, значит, надо, эту тему он отразил прилежно.

Угроза из Поднебесной не какая-то мифическая, а самая настоящая — вот она, рядом. Павел рассказывал, как Мао, когда-то лучший друг Советского Союза, устроил культ собственной личности, развернул огромную страну с правильного пути и ведет ее в тупик. Боролся с «возможной реставрацией капитализма», с «внутренним и внешним ревизионизмом» — а фактически уничтожал личных врагов, укреплял собственную власть, которая и без того была безграничной. Мао давно отошел от подлинных марксистско-ленинских принципов, искал виновных в неудачах «Большого скачка», который закончился провалом, — экономику страны поднять не удалось. Политические оппоненты уничтожались решительно — ради этого и была задумана «культурная революция». Гонения на интеллигенцию, разгром общественных организаций — пионерии, коммунистического союза молодежи, — все это просто уничтожило культуру и образование, свело на нет скромные достижения во внешней политике. Мао решительно избавлялся от соратников по партии, обвинял их во всех смертных грехах, считал, что только он один достоин лидерства. Противники режима уничтожались вместе с семьями. Страна погружалась в атмосферу страха. Безжалостно чистились все эшелоны власти.