Эдуард Голубев - Смотрящий

Тут же Башкир услышал, как заглушился звук двигателя второй машины в поле и, поняв, что с остальными тоже всё в порядке, решил вспомнить некоторые навыки из воинской службы. Ещё там, в армии, он снискал уважение офицеров и сослуживцев, метая осколочную гранату на 70 метров и при этом всегда умудряясь попасть в заданный квадрат (несколько лет занятий боксом не были даром). И хоть с тех пор прошло немало времени, память, особенно в такой обстановке, всецело восстановило каждое сокращение мышц, каждое движение, каждый рывок. Находившимся в засаде не было никакого резона тратить патроны, выпуская их бессмысленно в тёмную бездну осенней ночи и судя, по всему, они заняли оборонительную позицию, отдав свой ход противнику.

Башкир вышел на дорогу и несколько секунд вглядывался в сторону поворота, где их ожидали, просчитывая своим мозгом координаты и силу броска. Небольшой разбег, замах, скрестный шаг и предмет, названный в честь безобидного фрукта, но несущий смертельную опасность, взмыл в воздух. Он сразу залёг в небольшую канаву на обочине и пока происходил этот непродолжительный полёт, правая рука достала, зажав крепко пальцами вторую гранату. Глухой раскат с поднявшимся белым облаком дыма показало, что расчёт был идеально точным и это сразу подтвердили разрезавшие темноту крики боли от полученных ранений. Второй бросок не требовал корректировок, и после повторного взрыва наступила тишина.

— Добьём этих гадов, — отправив короткую очередь для поддержки отсутствия желания поднимать голову у оставшихся в живых, Башкир короткими перебежками, выплёвывая из ствола две-три пули, по обочине бросился в сторону засады, приглашая остальных совершить этот короткий осенний биатлон по пересеченной местности.

Боцман прекрасно понял его план и, зная, что гранат больше нет, поднял свою группу и также решительно рванулся к противнику, не забывая посылать впереди себя несколько маленьких с заостренными наконечниками изделий военно-промышленного комплекса. Не надо было быть сильным тактиком, чтобы знать — после артподготовки, только наступление, ибо в ней пропадает весь смысл. Перекрестный огонь, ставшим популярным в Первую мировую войну не утратил своей практичности, отбивая у врага волю к ответным атакующим действиям.

Со стороны засады не было не единого выстрела, что в глубине души напрягало Башкира. Это могло быть только по двум причинам. Первая, и самая маловероятная, все погибли после взрывов гранат, а вторая, оставшиеся невредимыми или с небольшими ранениями, отступили. Он всегда считал, что в таких ситуациях оставлять в живых, это создать себе проблему на будущее. Башкир обошёл машину, перекрывшую им дорогу, кузов которой с одной стороны был побит шрапнелью, но стекла, на удивление, остались целыми, до максимума обострив слух и зрение, которым могли бы позавидовать многие. Ещё не исчезнувшее в генах звериное чутьё подсказывало, что здесь никого нет. Он снял с пояса полицейский фонарик и включил его, то же самое сделали и другие — посещение ночного леса без источников света не было бы хорошей идеей.

— Боцман и Белый, прочесать лесополосу за кустарником и оставайтесь там, на стрёме, пока не позову, к домам не приближаться. А мы здесь всё облюбуем.

— За что уважаю тебя, так это за чёткость команд. Выполняем, — и, кинув взгляд на небольшую воронку, Боцман не удержался от улыбки и с наигранным упрёком, нравоучительным тоном, добавил, — а я говорил, больше гранат надо было брать. Что теперь волкам в логово кидать будем? Фонариками забросаем?

Башкир не успел подобрать на эту реплику жесткое колкое слово, как Боцман, вытянувшись по стойке смирно, опередил его вопросом по делу:

— Разрешите выполнять? — и, увидев испепеляющий взгляд бригадира, сам себе ответил. — Так точно! Есть!

Лучи фонариков забегали в разные стороны. Башкир сразу направился к колее проложенной им среди кустарника, в поисках стрелка, прокатившегося на капоте. Это не заняло много времени. Выражаясь медицинским языком, у него была тупая травма грудной клетки несовместимая с жизнью, а если сказать проще, он попал под пресс. Навскидку ему было лет двадцать или чуть больше, хотя застывшее и перекошенное от боли лицо, стремительно прибавляло возраст. У кого-то эта картина вызвала бы рвотный рефлекс, но для Башкира в ней не было ничего сверхотвратительного. Он присел над трупом и начал проверять карманы короткой кожаной куртки ради праздного интереса. Его мало волновало личность погибшего, но вдруг попадётся что-то заслуживающего внимания. Как, и ожидал, ничего интересного: дешёвый мобильный телефон, ключи, пачка сигарет с вложенной внутри зажигалкой, мелкие купюры. Это был представитель из той низшей категории уголовной братии, которой с лихвой хватало для счастья иметь возможность пострелять с автомата и потом, считая себя уже великим гангстером, рассказывать с решительным угрюмым лицом молодым девочкам о криминальных разборках. На завтра такоё мясо забывают, и никого уже не будет волновать, где он похоронен.

— Башкир, тут ещё один жмурик. Иди, посмотри. Мне кажется, я его где-то видел. Не могу вспомнить.

Этот экземпляр уже был знаком. Они однажды пересеклись года четыре назад, когда “центральные”, набирая силу, поджимали в большом городе всё под себя.

— Да, это лепший кореш Толика. Помнишь, наезд на лодочных гаражах, когда нас откинули. Он тогда там присутствовал. Тоже, такой же гнилой, всё по беспределу. Так понимаю, он тут за командира… был.

— Точно, вспомнил.

— Автоматы оставьте, а магазины пригодятся. Пора ехать, Лесник ждёт.

Башкир негромко свистнул два раза, окликая назад карауливший дуэт в лесопосадке и остальных.

— Что-нибудь нашли, Боцман?

— Да, судя по всему, двое отпетляли. Один из них раненый, но не тяжело, шёл сам, да и крови немного терял. Второй, похоже, целый. Дальше деревьев не выходили.

— Всё понятно, такие же малолетки, как и тот первый, передавленный. Наверно, сидят сейчас где-то и портят воздух от страха.

— А у вас что? Кто второй?

— Помнишь, по-моему, Зубар его кликали, дружочек Толика “Две пачки”. Лежит тепленький, фаршированный осколками.

— Да, конечно, помню. Хоть одна польза теперь от него, собаки не будут голодными. Ну, что, по коням?

Башкир утвердительно кивнул и увидел, как Лысый направился в сторону старого “Москвича”.

— Ты куда?

— Та думаю, откатить эту рухлядь на обочину, чтоб не мешала на обратной дороге.

— А ты оптимист, — раздался голос Боцмана и с так любимым ему чёрным юморком, спросил, — уверен, что она будет? Обратная?

Лысый ничего не ответил и подошёл к водительской двери. Когда его кисть начала делать легкий выброс к ручке, в голове бригадира громким ударом колокола пронеслись два слова, затмевая всё остальное, вызванные инстинктом самосохранения — “стой” и ”опасно”. Они опоздали, и уже не было никакой разницы, насколько. Взрыв прозвучал мощным хлопком, накрыв всех мелкими тупыми осколками боковых стёкол из сталинита, заставив упасть на землю, зажав руками голову. Также внезапно наступила тишина. Первым поднялся Башкир и, на ходу выравниваясь во весь рост, бросился к водительской двери. Друг лежал недалеко, отнесенный ни сколько взрывной волной, сколько попыткой отступить и был ещё жив, но клокочущее дыхание говорило о недолгом пребывании в этом состоянии.