Юрий Костин - Француз

Наверняка меня сначала доставят в штаб, может, даже к самому Кутузову. Но одно дело, когда посланник прибывает на переговоры по собственной воле, и совсем другое, когда под конвоем неприятеля.

— Матье, — проговорил Мишель, — ваш отряд оказался в опасной близости от расположения наших главных сил. Тут две возможности: либо вы сбились с пути, либо решили покончить жизнь самоубийством. Вариант с дезертирством исключаю хотя бы потому, что вы вступили с нами в бой.

Я в нерешительности молчал.

— Друг мой, вы в плену, вы мне обязаны, — продолжал Мишель. — Не будем терять время. Поверьте, мы с вами на одной стороне, ведь нам обоим не нравится продолжение этой войны. Не так ли? Скоро я должен передать вас командиру уланского полка, который доставит вас как пленника в русский тыл. Тогда уже я вам ничем не смогу помочь, а вы — мне…

Мне ничего не оставалось, как все рассказать своему русскому приятелю.

— Да, положение у нас с вами прелюбопытнейшее, — сказал он после недолгих размышлений. — Получается, вы — уполномоченный парламентер… Не понимаю только, какого черта вы были столь неосторожны?

— Мишель, я солдат, а не партизан. Я не знаю ваших лесов, и мне некогда было думать. Мы хотели пополнить припасы в деревне и двигаться дальше, а на пути оказались ваши кавалеристы. К тому же, быть может, плен — это наиболее верный способ выполнить мою задачу.

Я отдал Мишелю сопроводительное письмо, подписанное императором. Это письмо требовалось передать непосредственно Кутузову, причем о нем ничего не было известно ни одному посланнику Наполеона, которые могли вести от его имени какие-либо переговоры с русскими. Это было секретное послание императора лично русскому царю.

Почему Наполеон доверил такое важное задание простому офицеру, а не положился целиком и полностью на одного из своих приближенных, я понятия не имел. Политика — не мое дело.

— Мишель, передайте это письмо русскому царю, — попросил я.

— Вы шутите? Кто меня к нему допустит?

— Вы дворянин, царь Александр тоже, а, как известно, все дворяне мира — братья.

Ротмистр только усмехнулся в ответ.

— Ну тогда хотя бы фельдмаршалу Кутузову…

— Хотя бы… Мон шер, это очень сложно.

— Я понятия не имею, насколько это сложно, но чудеса происходят. Мне ведь император дал поручение. Попробуйте. Вы меня этим очень обяжете. В который раз. К тому же, как мне кажется, вам такое поручение не повредит. Вас заметят, попомните мои слова, Мишель. И я буду этому только рад, потому что шансов вернуть вам долг у меня, похоже, не будет.

— Вы излишне пессимистичны, мон шер… Так вы говорите, это письмо от самого месье Бонапарта?

— Именно. И это большая государственная тайна. Быть может, в наших с вами руках сейчас судьба всей Европы. Право, не стоит колебаться. Это ваш шанс.

Ротмистр не до конца поверил мне, но что я мог с этим поделать? Вскрыть письмо в доказательство своей честности было невозможно. Быть может, стоило оставить пакет при себе. Но в тот критический момент я действительно и ломаного гроша не дал бы за свою жизнь. А доверить завершение своей миссии я мог тогда только Мишелю, потому что в честности его и порядочности ничуть не сомневался.

— Хорошо, я попробую, — согласился ротмистр, пряча письмо за пазуху. — Но ничего не обещаю. И еще, Матье… У нас в России лучше, если большое начальство тебя не замечает и даже не ведает о твоем существовании. Это к тому, что меня, скорее всего, будут ждать новые неприятности.

— Я не совсем понимаю вас, но благодарен безмерно. Вы — настоящий друг и дворянин.

В последние дни пребывания фельдмаршала Кутузова в Тарутино штаб его был озабочен «французскими письмами». Одно было получено от маршала Бертье, который извещал Михаила Илларионовича о просьбе Наполеона принять «генерал-адъютанта графа Лористона с важными поручениями». Вслед за Бертье сам Наполеон удостоил фельдмаршала своим вниманием. Лишь только Михаил Илларионович раскрыл письмо и стал его читать, он понял, что дипломатическая победа в этой войне уже одержана.

«Князь Кутузов! Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для разговора о многих важных делах. Хочу, чтобы Ваша светлость поверили тому, что он скажет, особенно когда он выразит чувства уважения и особого внимания, которые я давно испытываю к Вам», — писал Наполеон.

— Неприятель уже в моих руках! — воскликнул Кутузов.

Фельдмаршал боролся с соблазном предложить Лористону встретиться с ним на передовых позициях русской армии, чтобы, так сказать, морально его добить.

— Должно выиграть время и сколько можно дольше держать французов в бездействии, — сказал фельдмаршал князю Волконскому и генералу Коновницыну, которые присутствовали при вскрытии письма. — Обыкновенно атакуют они после полудня, когда хорошенько покушают… Французы, чего с них взять. Без еды да обильного пития не вояки.

— Согласен, господин фельдмаршал. Воины они, конечно, славные, но отними у них солому и лекарство — пиши пропало.

Кутузов кивнул.

— Поезжайте, голубчик, в авангард, — приказал он Волконскому. — Спросите Лористона, так любезно, как вы сможете, дескать, чего он желает и не может ли передать письмо вам.

— Как прикажете, — ответствовал князь. — Однако же как поступить, если он пожелает сам объявить свое поручение вам лично и не отдаст мне письма?

Кутузов задумался.

— Конечно, сам пожелает. Но вы скажите ему, что тотчас же пошлете ко мне за приказаниями. Но адъютанту накажите ехать до меня потише, пущай налюбуется на наше войско, — ответил фельдмаршал.

Князь Волконский встретил Лористона и сопровождавших его знаменитых французских генералов, разъезжающими верхом вдоль передовой линии русского лагеря. Как и предполагал граф, Лористон был готов обсуждать предмет своих переговоров только лично с Кутузовым.

— Хорошо, тогда я пошлю к нему адъютанта, — сообщил Волконский.

Вызвав своего ординарца Нащокина, Волконский приказал ему тотчас же отправиться к Кутузову, при этом, находясь в виду у Лористона, скакать галопом, а скрывшись из виду, поехать шагом…

Тем временем к беседующим присоединились еще несколько высших офицеров с французской стороны, а с русской — Беннигсен и Милорадович.

— Не угодно ли по стаканчику вина? — неожиданно предложил Лористон, который на самом деле не отличался легким нравом и не слыл противником принятых в высшем обществе условностей.

Поклонившись, князь Волконский отказался и предложил каждому ожидать ответа Кутузова в своем авангарде и «не смешиваться».

— Долго ли продлиться войне? — спросил Лористон. — Я нахожу, что климат ваш излишне суров для ведения полноценных боевых действий. Между тем русские больше приспособлены к зимней кампании, чем наши солдаты. Большая часть великой французской армии состоит из южан. Это не совсем честно…