Николай Иовлев - Поединок

Ограничившись несколькими гримерками, Диспетчер, кивнув мне, направился к выходу из театра. К неописуемой моей радости, потрошение пиджаков и сумочек произошло с такой молниеносностью, что за этот краткий промежуток времени в зоне моих полномочий никто не успел появиться.

Имея в своем распоряжении адреса, по крайней мере паспортные, ключи от квартир и несколько часов в запасе, мы в тот же день не преминули воспользоваться предоставленными нам шансами. И не наша вина, что нынешние звезды бомонда так измельчали в материальном отношении. Из двух квартир удалось вынести в общей сложности лишь полтора десятка ювелирных украшений, сущую малость валюты, едва хватившей для последующего заезда на Некрасовский, и десяток картин современных мазил. Ни одна из картин заведомо не представляла никакой ценности. Прихватить их пришлось лишь для того, чтобы втереть очки торпедам: мол, взяли охренительно ценную живопись, не грех и на Некрасовский заглянуть. А также — чтобы отсрочить гнев Удава: пока выяснится, что полотна фуфлыжные, сказал Диспетчер, он успеет придумать что-нибудь новенькое.

По остальным намеченным для дербалова адресам в момент нашего визита либо кто-то был дома — а насилие в наши планы не входило, — либо ключи не соответствовали замочной скважине, а это означало, что знаменитость здесь только прописана, но не живет.

Ставка Диспетчера на благосостояние питерских театральных звезд первой величины оказалась битой.

Удавий гнев не замедлил грянуть вечером того же дня. Один из наших сторожей, открыв тяжелую дверь темницы, швырнул картины на пол со словами, что Удав, мол, велел передать: еще одно подобное штопорило — и он подвесит нас к потолку за яйца, чтобы шустрее думалось над вопросом, где взять денег.

На протяжении недели Диспетчер тщетно пытался придумать какой-нибудь легкодоступный нам двоим способ заработка. Все приходившее ему в голову не годилось ни для двоих, ни для четверых. К тому же выдумать что-либо новенькое оказалось, по уверению Диспетчера, совершенно невозможно: все темы уже давным-давно пробиты и окучены, принося их придумщикам звонкую монету, а человек, способный родить радикально свежую бизнес-идею, обречен на славу гения. Но даже если бы Диспетчер умудрился-таки додуматься до чего-либо гениального, это еще ровным счетом ничего бы не означало: от него требовали не идеи, а конкретные деньги, и не в неизвестном будущем, а сейчас.

В этом месяце с нас причиталась по-прежнему сотня тысяч: золото, позаимствованное в квартирах знаменитых актеров, не окупало даже затрат на наше содержание.

Итак, разработка бизнес-планов и внедрение их в реальность отпадало изначально: коммерция требует не только вложений, но и времени для их оборачиваемости. У нас не было первого, Удав не желал второго. Сколько Диспетчер ни старался, изобрести какой-нибудь быстрый способ заработка он был не в силах. И чем больше он бился над этой задачей, тем яснее ему становилось: для получения больших и быстрых денег есть много различных возможностей — попроще и посложнее, но у всех один общий знаменатель: насилие. И без него не обойтись.

Именно поэтому следующая наша операция, до мелочей разработанная Диспетчером, опиралась уже на этот действенный и неизбежный фактор. Срок, отведенный Удавом для месячного взноса, еще не истек, но торопило нас с воплощением идеи в жизнь совсем другое: наркотики таяли, словно снег на солнце, их оставалось едва на сутки. Наконец в сопровождении быков мы отправились на новое дело.

В период подготовки к этому настоящему разбою Диспетчер дважды обращался через стерегущих нас мордоворотов к Удаву, испрашивая разрешения на оружие — и не просто на его применение в ходе операции, а на вооружение непосредственно нас. Поначалу я категорически отказывался от подобной привилегии, не желая входить в образ грабителя-убийцы, однако Диспетчер довольно толково и быстро убедил меня в обратном. Самыми вескими его доводами были следующие. Использование оружия имеет больше психологический, нежели какой-то иной смысл. Один только вид инструмента, способного причинить потерпевшему увечье или даже смерть, оказывает на последнего должное воздействие, заставляя его быть несравненно более сговорчивым. А наличие оружия у нападающего придает ему уверенность в своих силах и особую дерзость, что также эффективно воздействует на жертву, склоняя ее к безоговорочной капитуляции. В крайнем случае можно пальнуть в воздух — для острастки. И уж это наверняка принесет желаемый результат.

После повторного требования стволов нам вручили два здоровенных газовика «майами». Черные, тяжеленные и просто огромные, они действительно способны шокировать беззащитного человека одним лишь внешним видом. Убить из них, правда, как сказал Диспетчер, никого невозможно. В том числе, значит, и наших сторожей.

Загодя поработав с картой и расписанием движения поездов, чем его обеспечили, в отличие от стволов, по первому же требованию, Диспетчер достоверно знал, на каком именно отрезке какого перегона мы начнем внедрять новую операцию в жизнь.

Вместе с нами в скорый поезд Петербург — Севастополь загрузились и четверо громил, вооруженных настоящими, а отнюдь не газовыми короткоствольными автоматами, свободно поместившимися в наплечные сумки. Два других экипажа заранее выехали на машинах в указанный Диспетчером район и должны были подключиться к обещавшему пощекотать нервы мероприятию в назначенное время.

Севастопольский экспресс Диспетчер предпочел прочим не случайно: в самый разгар летних отпусков этот уложенный на земную плоскость стройный небоскреб просто обязан был до отказа оказаться набитым деньгами. Даже с учетом того, что у многих из пассажиров куплены обратные билеты, Диспетчер не без оснований полагал, что долларов по триста на нос они везут в своих кошельках в обязательном порядке. Диспетчер не собирался грабить отпускников под завязку, решив довольствоваться лишь частью их сбережений. Сто пятьдесят бачков с клюва, считал он, будет достаточной суммой нашего гонорара. Дальнейший расклад цифр приводил к следующей картине: взнос четырех человек в каждом купе составляет шестьсот баксов. У кого-то, разумеется, четвертой доли этой суммы может не оказаться, но в соответствии с теорией вероятности у соседа по купе должно быть денег побольше объявленной величины, вот пусть он и одолжит попутчику. А потом они как-нибудь между собой договорятся о возврате долга. Кроме того, в виде платы будут приниматься золотые украшения — по цене лома… Десять купе вагона преумножают эту сумму, соответственно, в десять раз. Итого шесть тысяч. А с плацкартных — и того больше. Шесть-семь тысяч каждого вагона в размере всего состава, усиленного ввиду летней необходимости несколькими дополнительными звеньями, возрастут до требуемой суммы. Если каких-то крох и не хватит, то Удав, надо полагать, снисходительно позволит перебросить их на следующий месяц.