Сергей Козлов - Последний Карфаген [Повесть. Рассказы. Дневники]

Когда речь идет об унификации жизни отдельно взятой страны с точки зрения национальных ценностей и традиций, либеральные политики и их шавки-журналисты брызжут слюной, а вот унификация под доллар, под новый мировой порядок не вызывает у них возражений.

Какую только фигню ни придумают наверху, чтобы организовать суету внизу.

Все просто: суета внизу не позволяет толком посмотреть наверх, чтобы увидеть там… пустоту!

Сердце разрывается от боли, душа от пустоты.

Программы Познера — тонко продуманная культивация пустоты. У него постоянно умный взгляд. Постоянно умный вид. Он заранее делает возражающего ему человека неправильным, неверным, противостоящим общечеловеческим ценностям и прочей дуристике демократии.

Наполненные пустотой люди чрезмерно самолюбивы, амбициозны, изначально злы. Они со страшной силой сопротивляются проникновению в их внутреннее содержание любым начаткам духовности, откровенно брезгуют ими, зато, жутко чавкая, поглощают «произведения» масс-культуры. Если туда и попадает что-то стоящее, то оно либо затирается, либо подминается под неряшливо торчащее ЭГО, либо ложится на дно до востребования, которого никогда не будет.

У этих людей нет отраженного «я». Они отражают все, что хоть как-то может поколебать их собственное мнение о себе.

Духовный вакуум порождает не только дураков, но и обученных монстров.

Хотя интеллократия миру не грозит.

В небе нет пустоты. Если в небе нет облаков, туч, звезд, то обязательно есть глубина.

И еще: в небе есть тяга…

Однажды вечность кончится… И начнется пустота?

Мы придумали время для себя. А что, если мы придумали вечность?..

Человечность — это вечность, записанная на Челе.

Вечность — лекарство от пустоты и прививка от смерти.

Пока тебя помнят здесь, ты будешь Там.

От того, как тебя помнят здесь, зависит будешь ты Там или там.

Изучая историю нашей Родины, можно испытывать два чувства — чувство гордости и чувство боли. И если человек не способен испытать хотя бы одно из этих чувств, значит, он либо не любит свою Родину, либо не знает ее историю…

Новая писательская война. Теперь уже не между либералами-демократами и патриотами-почвенниками, а между нашими и нашими. Мне говорят, что кто-то уже не наш. Говорят, не наша «Литературная Россия». Говорят, не наш секретариат Союза писателей России…

В этот раз я стою в стороне. Мне больно… Мне больно, потому что когда наши перебьют наших под злобные аплодисменты действительно не наших — останется пустота.

Бляха-муха! Ничему не научила история! Пишут огромные труды по русской истории, по истории ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, знают, кем она оплачена, знают, кто заплатил за убийство Столыпина, царской семьи, русского духа, и продолжают стрелять друг в друга.

Я не верховный арбитр. Но пусть лучше я останусь в единоличной пустоте, я заполню ее сам.

Я не буду воевать за миску гуманитарной баланды. Я даже работать за нее не буду!..

В миске все равно — пустота…

И еще — я не стреляю в тех, кто подавал мне руку. По крайней мере — не стреляю в спину. А руки мне протягивали и с той, и с другой стороны.

И так уже есть две литературных России, одна помещается в Садовом кольце, другая — на бескрайних просторах нашей Родины. Иногда нам из тайги не видно, чего там за Садовым кольцом в действительности происходит.

А писатели ведут себя порой хуже базарных баб!

А читателям вообще сиренево!

Какая разница, «загрызет» ли кого-нибудь Слава Огрызко или смертельно огрызнется Александр Сегень, «величественно» отмолчится Ганичев? В этой битве победят графоманы. Победит серость. Новая переписка Астафьева с Эйдельманом уже не начнется. Не начнется и новый золотой век русской культуры. Потому что из пустоты не начинается ничего, кроме пустоты. Из пустоты умеет создавать только Господь Бог.

И та, и другая сторона пользуются услугами именитых бездарностей. И к тем, и к другим присосались бесталанные пиявки. Они-то в любом случае высосут свою долю и получат главные боевые награды. А главные застрельщики после ничего не решающей битвы останутся ни с чем, кроме вороха грязного белья.

Это неправда, что победителей не судят. Мой народ пытаются судить с самого 1945 года. А судьи кто?!

Наступает новое тысячелетие.

На душе пусто…

Наша страна до сих пор еще не наша. Истекает лимит времени, данный Путину историей. Русской историей…

Идет празднование 70-летия Ханты-Мансийского автономного округа. Региона-кормильца. Мы живем лучше, чем в других областях и республиках, но люди, живущие здесь, заслужили это. Не знаю, как Урга, но Югра — территория любви.

В нашем случае слова «праздник» и «гордость» — синонимы.

Кто-то злопыхательствует: вот кончится у вас нефть — тогда посмотрим. Посмотрим, потому что кончится она у НАС!

Я не знаю другой такой территории, где губернатор пользовался бы таким доверием и уважением. А секрет его популярности прост: он восходит к старой евангельской заповеди «Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе». И еще: он любит эту землю… По-настоящему. Нет в нем наигранной политиканской фальши и дешевого популизма. Есть реальные дела.

Когда абстрагируешься от того, что происходит в мире и в стране, и замыкаешь обзор границами нашего таежно-болотного мира, начинаешь верить, что пустота отступает.

Хотя, конечно, и у нас ее хватает. Как там, у Пушкина, про стоящих у трона?

Вскрыть пустоту мало, ее нужно заполнить.

2001 г.

Теперь я могу петь только внутри себя.

Многие пытаются научить меня чему-то, хотя давно уже знают меньше меня. Я же не знаю ничего…

Вся история человечества — это история империй, каким политическим режимом они ни были бы начинены.

Мы будем жить либо в собственной империи, либо на задворках чужой.

Любители поговорить о «тюрьме народов» просто предпочитают одной тюрьме другую. Например, той, где говорят на славянском языке, они предпочитают ту, в которой говорят на немецком, либо на английском, либо на иврите.