Евгений Сухов - Чужой своим не станет

Убедившись, что все живы, Шрадер заторопился дальше по позициям стрелковой роты, мимо автоматчиков, укрывшихся за бруствером, внимательно и цепко посматривающих за русскими позициями.

Они прошмыгнули мимо усиленных огневых точек, способных выдержать удары мин и мелких осколков; прошли по ходам сообщений, связывающим между собой подразделения, мимо ячеек и разного вида удобных площадок, откуда можно вести прицельный огонь, мимо укрытий и блиндажей. Наконец спустились к низине, в которой протекала узенькая речка. Без особых хлопот преодолели водную преграду, к которой примыкала вязкая болотина.

– Почти пришли, – объявил Шрадер. – Дальше – вдоль ручья. Это уже русские рубежи.

– Почему русские не контролируют эту территорию?

– А кто вам сказал, что они ее не контролируют? Здесь есть русский пост, но он немного правее. Охранять территорию здесь легче – сплошные болота. Тропы заминированы, особенно не сунешься. Вот только русские не знают, что с одной дорожки мины мы уже сняли. Надеюсь, что вам будет сопутствовать удача. Мне не сообщили, когда вас следует встречать после выполнения задания.

Всего-то небольшая заминка, после которой гауптштурмфюрер улыбнулся и слегка натянутым голосом отвечал:

– Мы будем возвращаться другим коридором. Да, чуть не забыл, господин Кальтенбруннер велел передать вам вот это. – Штольце сунул руку в карман. – Надеюсь, вы получите ответ на все ваши вопросы.

Вытащить руку гауптштурмфюрер не успел – коротким сильным ударом майор сбил его с ног. Штольце выронил нож прямо в жидкую, поросшую густой травой болотину. Лезвие легко вошло в бездонную грязь, даже не потревожив зыбкую поверхность, густая трава сомкнулась еще плотнее.

Шрадер прыгнул в сторону и, прячась за деревья, побежал назад. Перебегая небольшой лужок, в какой-то момент он открылся, Рыжков уверенно вскинул автомат. Правый уголок его рта хищно съехал в сторону, но от последующего выстрела его удержал окрик Штольце:

– Не стрелять! Могут услышать. – Гауптштурмфюрер не без сожаления проследил хмурым взглядом за худой юркой фигурой, скрывшейся в густом кустарнике, и с затаенной злобой добавил: – Никуда он от нас не денется.

Пачкая рукав гимнастерки, Штольце сунул руку в болотину, пытаясь отыскать выбитый нож.

– Он уже в тине, господин гауптштурмфюрер, – произнес Феоктистов.

– Дно здесь крепкое, – возразил Штольце, продолжая энергично шарить в жиже. – Он где-то здесь, нужно отыскать!

Чавкающая трясина не желала расставаться со своей добычей, надежно упрятав ее среди водорослей. Смирившись с потерей, Штольце поднялся.

– Жаль… Хороший был нож, – произнес он с досадой.

– Это всего лишь нож, господин гауптштурмфюрер, – возразил Феоктистов.

– Этот десантный нож у меня с тридцать девятого года. Его в качестве поощрения за успешно выполненное задание в Испании мне вручил сам вице-адмирал Канарис. Нож был моим талисманом, я его носил всегда при себе. Даже в самые трудные минуты меня не оставляла удача… Что будет сейчас, я не знаю, терять нож – скверная примета.

На передовой, коротко переругиваясь, строчили автоматы. В километре от болота завязался серьезный бой: вспышки разрывов вырывали из темноты стоявшую на нейтральной полосе покореженную технику.

Сейчас враждующим сторонам не до них. Представилась хорошая возможность проскочить в глубину русских позиций незамеченными.

Метрах в двухстах, переполошив леших, в болоте рванула мина, брызнув во все стороны поднятыми с самого дна ошметками пахучей тины. Капли грязи долетели и до диверсантов.

– Не будем терять время, потопали!

Преодолев реку, майор Шрадер юркнул в неглубокую воронку, отдышался. Кожа на правой щеке была разодрана ветками до крови и теперь неприятно саднила. Конечно, не ранение, но ухода потребует. Следует успокоиться, вести себя как обычно, никто не должен догадаться, что произошло.

Убийство офицера разведки – дело серьезное, вряд ли Штольце принимал решение самостоятельно. Наверняка был приказ. И получен он был от Кальтенбруннера или от людей, входящих в его самое ближайшее окружение. В разведке ходили слухи, что с приятелями Канариса, заподозренными в связях с английской разведкой, обергруппенфюрер разбирался самостоятельно (вице-адмирала и самого уже дважды вызывали на допрос). Иначе как можно объяснить череду смертей в близком окружении Канариса?

Теперь настал его черед…

Грудь припекло, стало трудно дышать. Сколько же у него осталось: два дня или один? А может, несколько часов? Ясно одно: его решили устранить по-тихому, чтобы не привлекать к его смерти внимание. Опасаются, что он может уцелеть на передовой, и решили перестраховаться. Провести подобную акцию легче всего на передовой. Совсем необязательно, что он получит пулю от русских, его спокойно могут застрелить и в спину, а произошедшее спишут на несчастный случай, нередко встречающийся на войне.

По плечам пробежал неприятный холодок. Вот она, благодарность! Столько лет прослужить в разведке, чтобы быть убитым в глухой белорусской чащобе!

Выбравшись из леса, майор Шрадер короткими перебежками достиг траншеи. Окончательное решение было принято. Он встретился со взглядами солдат, взиравших на него с любопытством. Не так часто начальник разведки провожает группу на задание, видно, пришедшие выполняют очень важную миссию. Никто из них даже не подозревал, что творится в душе Шрадера.

– Господин майор, вас просили зайти в штаб дивизии, – сказал подошедший унтер-офицер, адъютант командира полка.

Сердце неприятно встрепенулось. Неужели в штабе получили распоряжение от управления имперской безопасности? Едва он явится в расположение штаба, как будет тотчас арестован.

Тут что-то не вяжется… Управление имперской безопасности не любит посвящать в свои дела руководство армейских подразделений. У них достаточно возможностей, чтобы справиться даже с самым высокопоставленным человеком в Рейхе.

Тогда что же? Возможно, они решили запросить уточнение по последним оперативным данным.

– Скоро подойду. Мне нужно привести себя в порядок. Можете быть свободны.

Низко пригибаясь, унтер-офицер заторопился по траншее обратно.

Майор Шрадер слегка приподнялся, и тотчас же в опасной близости свистнула пуля, с хищным стуком впилась в крепление траншеи и невольно заставила офицера пригнуться пониже. Шрадер быстро двинулся по переходным траншеям, соединявшим передовые окопы с блиндажами командования. Неглубокие, всего метр тридцать, они доставляли значительные неудобства при ходьбе, и майору, имевшему высокий рост, приходилось сгибаться едва ли не вдвое, чтобы не получить пулю в висок.