Николай Прокудин - Последняя обойма

Афганская зима мало отличалась от иранской. Разве что моря и океаны располагались подальше, благодаря чему климат был суше и более походил на континентальный. Тем не менее со снегопадами, ледяными дождями, холодными ветрами и распутицей афганцы были хорошо знакомы.

Мужчины в зимние месяцы кутались в широкие шерстяные накидки, непременным женским атрибутом становились длинные вязаные кофты.

Не обходилось зимой и без положительных изменений. К примеру, напрочь исчезала нестерпимая вонь из сточных канав, так как канализация в этой стране традиционно текла прямо по улицам. Правда, по окончании короткой зимы потоки дерьма высыхали, и мириады микробов поднимались в воздух. Начиналась другая напасть в виде неизвестных кожных болезней и желудочных расстройств. Из-за этого многие афганцы зимой и весной носят повязки на лице, чтоб не дышать местной заразой.

Отопление в домах афганцев отсутствует в принципе, из-за чего в жилище зимой становится холоднее, чем на улице. По вечерам сельские семьи собираются вокруг очагов и ненадолго разжигают огонь. Богатые горожане включают обогреватели. Но электричество подают в дома лишь на два-три часа — за такой срок их не прогреешь.

Однажды Воронов прибыл в Кабул в командировку и прожил в неотапливаемом общежитии при штабе трое суток. Случилось это зимой, и ночи, проведенные в большом номере, он не забудет никогда. Спать можно было только в одежде, но даже под двумя одеялами он промерзал до костей. С помывкой тоже была большая проблема, ввиду того что из кранов порой текла вода вперемешку с мутью и водорослями, похожими на чайные листья заварки.

Воронов все так же сидел на брезентовой сумке НАЗа, прислонившись спиной к холодной стенке пещеры. Перед ним горела таблетка сухого топлива, над которой стояла алюминиевая «кастрюлька» с кипящей водой. В пещере было холодно и темно. Снаружи по-прежнему шел интенсивный снегопад.

Сон продолжался. Пятнадцатилетний Лешка с любопытством заглядывал в глаза отца и задавал непростые вопросы. Андрей часто уезжал в командировки, виделись они редко, а по душам говорили еще реже. Вот сын и пользовался моментом.

— А ты не жалеешь, что связал судьбу с небом? — спрашивал он.

— Нет, никогда не жалел, — задумчиво отвечал старший Воронов. — И чем старше становлюсь, тем отчетливее понимаю: никакой другой профессии мне не надо. Давным-давно, когда мне тоже исполнилось пятнадцать, вся жизнь была впереди — за горизонтом. Я рос и на каждом шагу слышал об этом «впереди» от папы с мамой, от педагогов, от школьного завхоза Степана Петровича, когда тот с философским выражением лица дымил «Примой» в заоконный дождь. У меня действительно все было впереди — как и у тебя сейчас. Но беда заключалась в том, что относился я к этому с какой-то несерьезностью, будто это состояние должно продлиться вечно. Ну как можно серьезно относиться к тому, что тебе говорят взрослые, верно?

Понимая подвох, сын улыбнулся.

Отец продолжал:

— Вот и я тогда наивно полагал, что со мной этого не произойдет никогда.

— Чего не произойдет, папа?

— Вот этого всего. — Андрей обвел взглядом окружающее пространство. И пояснил: — Взрослой жизни, Леша, состоящей из длинных очередей за «Докторской» колбасой и «Костромским» сыром. Из череды переездов по дальним гарнизонам и бытовых вопросов для твоей семьи. Из общения с такими людьми, как Степан Петрович, которые живут одним днем ради пачки вонючей «Примы» и стакана дешевого портвейна. Ты свято веришь, что ты — другой и все это обойдет тебя стороной. Но приходит час, а вместе с ним прозрение, и нужно делать выбор. Так что думай над этим, Леша. Думай. Времени у тебя остается все меньше и меньше.

— Я уже думаю, пап, — мотнул вихрастой головой сын.

— Вот и хорошо…

Андрей обнял Алексея, притянул к себе и… проснулся от непонятного шума.

Ладони мгновенно сжали автомат, взгляд заметался в темноте.

Лишь через несколько секунд, осветив пространство фонарем, он понял, что во сне случайно задел алюминиевую посудину. Опрокинувшись набок, она залила остатками воды слабое пламя сухого горючего.

Фонарь он выключать не стал — его слабый свет в конце изогнутой пещеры никто не заметит. Да и кто пойдет искать пилота во время такого снегопада?

Воткнув фонарик в грунт, Воронов взвесил на руке бачок с водой. От полутора литров оставалось чуть больше половины.

— Маловато, — вздохнул он.

И, подхватив посудину, направился к выходу из пещеры, чтобы набить ее свежевыпавшим снегом…

ДРА; район в семи километрах к юго-западу от селения Руха

Третий день длинная цепочка груженых мулов с отрядом охранения медленно продвигалась на запад вдоль неширокой пограничной речушки. Ее воды бежали по дну глубокого ущелья, по одну сторону которого раскинулась афганская провинция Нангархар, по другую — северо-западная пограничная провинция Сархад.

Старшим среди охранников был Абдулхакк — известный полевой командир, под чьим началом был отряд «Черных аистов». Он хорошо знал приграничные районы Афганистана, поэтому проводка через границу самых ценных караванных грузов обычно поручалась ему.

Опасностей вокруг подстерегало множество. Даже здесь, в относительно мирном Пакистане, было неспокойно. Основным населением провинции Сахард (она же — Хайбер-Пахтунхва) являлись пуштуны — недолюбливающий афганских моджахедов народ. После пересечения границы начиналась война со всеми вытекающими последствиями.

Караван насчитывал двадцать два мула и восемнадцать провожатых, включая самого Абдулхакка. Четырнадцать мулов несли на крутых боках ящики с оружием и боеприпасами, на остальных в такт коротким шагам покачивались тюки с обмундированием, медикаментами, снаряжением и современными средствами связи.

— Абдулхакк, не пора отдохнуть? — устало спросил помощник по имени Хайрулла.

— Не здесь, — коротко ответил тот.

— А где?

Полевой командир остановился и, отодвинув нижнюю ветку дерева, показал в сторону горной реки. — Гляди на тот берег пограничной реки…

Прищурившись, воин несколько секунд вглядывался в светлую полоску берега.

— Ничего не вижу, — развел он руками.

— Держи, — протянул Абдулхакк бинокль. — Вон туда гляди, где темнеют два куста, а между ними торчит сухое дерево. Видишь?

— Нет.

— Правее возьми, — развернул он товарища за плечи.

— Ага, дерево и кусты рядом! И что?

— Переведи взгляд дальше.

Только теперь Хайрулла заметил торчащую башню советской боевой машины пехоты, а рядом изгибы брустверов обустроенных окопов. Между светлым бережком и позициями шурави лежала хорошо простреливаемая пустошь.