Сергей Самаров - Зачеркнутому верить

— Они… — определил я по наличию оружия. — Серьезная банда. Но ментов не видно.

— Тем лучше для ментов, — сделал вывод старший лейтенант.

С этим трудно было не согласиться. Я в этот момент смотрел в монитор планшетника и потому не ответил. А рассматривал я местность, над которой мы кружили. И прикидывал, что для нас лучше — атаковать бандитов прямо здесь, на дороге, или долететь до дома Субботы и там держать оборону. Второй вариант показался мне менее подходящим хотя бы потому, что там, вероятно, придется не столько об уничтожении противника думать, сколько о том, как союзников защитить. Я вообще никогда не любил операции, которые приходилось проводить совместно с кем-то из других «силовиков». Всегда приходилось прикрывать чужой спецназ больше, чем самому вести боевые действия. И потому выбрал первый вариант, самый активный. Но для его выполнения требовалось совершить посадку, а подходящих для этого мест было мало. Разве что прямо на дорогу садиться. А так кругом лес да пригорки.

Я протянул планшетник старшему лейтенанту:

— Где сможешь приземлиться?

— Да где угодно, командир. Я имею возможность совершать посадку вообще без пробега. Главное, как потом взлететь! А с этих мелких пролысин в лесу не взлетишь. У них диаметр не больше десяти метров. Для этого нужен «прыгающий автожир», есть, кстати, и такие… А «Егеря», если где-то здесь сядем, придется на месте посадки бросить.

— А на дороге? Время позднее, машин мало…

— Какой-нибудь пьяный тракторист поедет, гайку на грузило для рыбалки открутит, и все, свалимся потом сверху… Разве что…

— Говори, — поторопил я.

— Вот тут есть проселочная дорога «в никуда». Кончается перед лесом. Дальше там, за лесом, поле. Может, полевой стан стоит.

— На пашню сесть хочешь? С нее тоже не взлетишь, если к тому моменту подпрыгивать вместе с «Егерем» не научишься.

Это было одно из немногих мест на топографической карте, где обозначалась пашня. Чаще пашню от поля отличить было невозможно.

— На саму дорогу. Надеюсь, она без колеи. И куда-нибудь в кусты «Егеря» затолкаем. Все остальное далеко. Час до машин бегом бежать придется.

— Можно попробовать. Только сначала, думаю, надо беспредельщиков озадачить. И хотя бы частично их общее количество уменьшить. У меня только одна граната есть. У тебя?

— У меня две. У Аграриева тоже две. Только как ему сообщить! У него коммуникатор выключен. А включать рискованно.

— Покажу ему. Может, увидит. Сигнал сначала подам. Фонариком…

Недолго думая, я открыл свою дверцу, сначала высунул фонарик и мигнул дважды. Световой сигнал в темноте обязан был привлечь внимание старлея. После этого, изогнувшись, но не отстегивая ремни, я высунул вторую руку с гранатой и посветил на нее. Анатолий в ответ дважды мигнул фонариком. Он понял задачу. Конечно, был риск, что внизу кто-то голову задерет в самый неподходящий момент и свет фонариков заметит. Но такой шанс был слишком невелик. Да и понять, что это высоко в небе мигает, вряд ли кто сможет. Подумают, где-то высоко самолет летит. У нас все-таки высота была полтора километра.

Я поставил задачу Сереже:

— Делаешь круг, выходишь на дорогу и выключаешь двигатель. Прикинь так, чтобы мы пролетели над машинами метрах в ста. Надеюсь, нас осколками не достанет. Как пролетим мимо, гранаты сбросим, сразу двигатель включай и — на место посадки…

— Понял. Работаю…

Авиационная атака с помощью гранат, как я понимал, слегка отличается от классического бомбометания, поскольку бомба взрывается от соприкосновения с объектом, а граната — через три и две десятых — четыре и две десятых секунды после отделения прижимного рычага, то есть после того, как она расстанется с рукой. Сто метров — слишком большая высота для того, чтобы граната успела долететь до земли. Значит, взорвется она над машинами, и осколки полетят как вниз, так и вверх. Надежда была на то, что мы сумеем удалиться к тому моменту, когда произойдут взрывы. Кроме того, летящим вверх осколкам придется бороться и с силой гравитации, значит, их удар, если он нас настигнет, будет ослабленным.

Страшные рассказы об ударной силе гранаты «Ф-1» сильно преувеличены. Я лично знаю случай, когда граната взорвалась в башне танка, много чего посекла осколками, но никого из экипажа не задела, только стрелку-наводчику оторвало осколком каблук.

Чтобы Сереже Логунову не отрываться от управления автожиром, потому что в данном случае он наводил нас на цель, я взял у него две его гранаты. Уложил у себя на коленях.

— Готовьсь! — скомандовал старший лейтенант Логунов и выключил маршевый двигатель «Егеря». Автожир задрал нос, потерял скорость и стал плавно снижаться.

Пора было работать…

Я сначала дал сигнал фонариком себе за спину, а потом сорвал кольца поочередно с двух гранат. Гранаты держал в обеих руках. Сам прикидывал, сколько пролетит граната по инерции. И левой рукой, добавляя им скорость, бросал гранаты в сторону дороги. К двум первым добавил третью. После чего Логунов сразу включил маршевый двигатель, и автожир стремительно стал набирать скорость.

Одновременно внизу раздалось пять взрывов — значит, старший лейтенант Аграриев мой сигнал увидел и метнул гранаты куда следовало. Ему было удобнее бросать, не нужно было тянуться за дверцу. А машины на дороге были хорошо видны все, кроме первой, у которой уже погас свет вследствие пробитого мощной пулей аккумулятора.

Сначала, как и полагается, мы увидели только свет вспышек, а потом донесся грохот взрывов. Рвались гранаты как раз над тесно стоящими автомобилями. Глазомер нас не подвел. Рассчет был точным.

Мы стремительно удалялись, набирая высоту. Я поднял к глазам бинокль. Осколки пяти гранат, насколько я видел в тепловизор, сильно изуродовали машины, прошив их крыши. Металл столкнулся с металлом, в результате этого выделилось тепло, которое и уловил своей микроболометрической матрицей тепловизор. Осколки сыпались на людей и машины, как дождь, но, естественно, не с такой интенсивностью, хотя и с несравненно большей скоростью и силой. Три человека в результате лежали на дороге, распластав руки, один лежал на боку, неестественно вывернув шею, словно осколком, как кулаком, ему сломало четвертый позвонок. Один стоял на четвереньках и держался двумя руками за голову, за самое темечко, тоже, видимо, пробитое осколком. Если он и жилец, то уж точно не боец.

Пять гранат — пять человек выведено из строя. Это как минимум. Вполне вероятно, что, пробив крышу автомобиля, осколки кого-то и внутри задели. На крыше металл слабый, а ударная сила осколков гранаты «Ф-1» значительная.

Но самое главное — это эффект неожиданности, непонимания, который должен был испугать и остановить этих парней, не позволить им ехать дальше. Их убивало, они несли потери. Но не понимали, отчего, от какого оружия. О применении против них авиации они даже подумать не могли. А о такой малой авиации, что использовалась нами, — тем более авиации, способной подлетать и скрыться без звука.