Сергей Зверев - У расстрельной стены

Ожидая возвращения Медведева, Матвей терпеливо мерз в машине, время от времени прогревая двигатель, и думал о вариантах возможных перемен в своей жизни.

«Москва — это, конечно, здорово. Так там ведь жить где-то надо. Хорошо, если сразу какую комнату дадут или в общежитие там… А если нет? Съемную искать? Ага, если и найдешь, то небось на окраине где — только до работы два часа добираться будешь! Это во сколько ж вставать придется? Вообще хрен выспишься! Да и Зинка…»

Дергачев потемнел лицом и, вытащив из-под сиденья чистую ветошку, начал с ожесточением протирать запотевшие стекла. Работа давалась с трудом — туманную влагу уже прихватил морозец. Матвей раздраженно плюнул и, швырнув под ноги ни в чем не повинную тряпку, стал вспоминать историю своей женитьбы…

Новый сотрудник прижился в ОГПУ быстро: шустрый, толковый, исполнительный. Первое время Дергачеву пришлось побывать в роли «прислуги за все»: и на задания с ребятами ездил, и в наблюдении практиковался, и водителю частенько помогал. Миновал испытательный срок — зачислили в штат. Форма, паек, денежное довольствие — все как положено. К тому времени Матвей уже точно знал: больше всего ему нравится не на аресты и задержания ездить, а копаться со старым «Фиатом» и при случае подменять шофера, в машинах разбиравшегося, честно говоря, слабовато.

Так что, когда отделу Медведева выделили более новый «Форд», до этого пару лет бегавший в губкоме партии, Дергачеву вполне закономерно досталась должность водителя. Хотя, по сути, даже такая солидная и редкая специальность не освобождала Матвея от участия в операциях, проводимых его товарищами-чекистами.

Года четыре Дергачев мыкался по общежитиям и съемным углам, пока однажды Медведев не предложил с добродушной усмешкой: «Не надоело по чужим квартирам бегать? С жильем у нас сейчас, сам знаешь как — в ближайшие годы вряд ли что «светит». А ты женись! Вон, хоть на Зиночке нашей — а что, девушка хоть и не красавица писаная, зато с жилплощадью. Все когда и щец горяченьких сварит, и постирает, и пуговицу пришьет — поди, плохо?»

И Матвей, недолго думая, внял совету и начал оказывать знаки внимания машинистке, целыми днями стрекотавшей в приемной на своем «ремингтоне». Зиночка, в девках явно засидевшаяся, к неуклюжим ухаживаниям Дергачева отнеслась более чем благосклонно, и Матвей даже не заметил, с какой непринужденной легкостью его окрутили и заставили расписаться в ближайшем ЗАГСе.

Правда, довольно быстро выяснилось, что разбитная Зинаида мастерски умеет только две вещи: с пулеметной скоростью печатать на машинке и скандалить. Что же касаемо щей, постирушек и домашнего уюта, то о них молодая жена имела весьма туманное представление. Любые попытки Дергачева как-то обустроить их теперь уже совместный быт натыкались на совершенно искреннее непонимание — Зиночка холодно пожимала налитыми плечами и презрительно фыркала: «Мещанство!»

Терпения Матвея хватило ровно на два года. После очередного выяснения отношений он сгоряча твердо решил развестись — благо развод в те годы был делом более чем простым. Но потом как-то быстро остыл и прикинул: «Ну, разведемся, а дальше что? От добра добра не ищут! Крыша над головой есть, баба постоянная под боком… А щей можно и в столовке перехватить!» Так и жили: от скандала до скандала — с недолгими периодами затишья и даже некоего подобия любви…

Из полудремы, в которую Матвей незаметно перекочевал из своих воспоминаний и размышлений о возможных грядущих переменах, его выдернуло возвращение Медведева. Начальник плюхнулся на сиденье, сердито хлопнул дверцей и отрывисто скомандовал:

— Заводи! В управление давай…

«Похоже, накрутили мужику хвоста… — мысленно усмехался Дергачев, покручивая баранку и краем глаза наблюдая, как Медведев нервно курит свой «Казбек» и морщится, думая о чем-то своем, явно невеселом. — Большие звезды на рукавах — оно, конечно, красиво и солидно, но за рулем как-то попроще и поспокойнее! Как говорится, подальше от начальства, поближе к кухне. Хотя… Иногда ведь и на кухне можно ненароком кипятком обвариться! Эх, жизнь…»

Огромный черно-масляный паровоз еще устало отдувался паром, остывая после долгой жаркой работы, а прибывшие пассажиры суетливо бегали, выкрикивая носильщиков, когда Матвей неспешно отошел в сторонку и со вкусом закурил, наблюдая беспокойную вокзальную жизнь.

Казанский вокзал, в принципе, ничем не отличался от других, уже известных Дергачеву вокзалов. Та же суета, та же разношерстная публика, разве что масштаб впечатлял. Так ведь все-таки Москва, а не какая-нибудь Жмеринка.

Матвей дымил «Беломором», лениво посматривал на крикливых бойких носильщиков в белых фартуках и прикидывал, что его красноармейский сундучок, пожалуй, стоит оставить в камере хранения, больно уж по-деревенски он выглядел, с головой выдавая провинциальность хозяина.

Далее следовало прикинуть план действий на ближайшие часы: сразу идти к Медведеву не хотелось — кто знает, когда еще представится возможность без спешки пройтись по новой Москве и полюбоваться столицей. Служба — дело такое, можно жить в городе годами и практически так ничего и не увидеть.

Матвей, аккуратно затушив окурок, бросил его в урну, прошел внутрь вокзала, прогулялся, с любопытством разглядывая убранство громады зала ожидания, и вышел на Комсомольскую площадь. На улице подошел к тележке мороженщика, добросовестно отстоял очередь и купил эскимо. Слегка стыдясь своей нетерпеливости, съел сладкий холодный столбик, облитый шоколадом, и тут же об этом пожалел, сразу захотелось пить. Возвращаться и искать буфет было лень. Но не таскаться же по столице с облезлым сундучком в руках!

Пришлось-таки вернуться, сдать на хранение свой багаж, потом зайти в туалет — ополоснуть лицо и вволю напиться воды из крана. После этого снова вышел на привокзальную площадь и выкурил еще одну папироску. Затем тщательно расправил под ремнем складочки гимнастерки и решительно пошел к остановке трамвая. «Вроде про двадцать девятый Медведев говорил? Мол, сядешь и через несколько остановок выйдешь на Лубянской площади — там не очень далеко. Кондуктор, если что, подскажет. Да что я — совсем из дикого леса?! Разберемся…»