Сергей Зверев - У расстрельной стены

По дороге Матвей поначалу старательно вертел головой, пытаясь увидеть-разглядеть какие-то достопримечательности, но быстро устал. В вагоне, несмотря на открытые окна, было жарко — уже через несколько минут он почувствовал, как гимнастерка прилипла к спине, а между лопатками щекотно сбегают струйки пота. Душная смесь из запахов пота, гуталина и дешевого одеколона вызывала тошноту и страстное желание как можно быстрее выбраться из весело позванивающей душегубки на свежий воздух.

Цепь красивых названий — Красные ворота, Сретенский бульвар, Чистые пруды — закончилась объявлением тетки-кондуктора: «Лубянская площадь! Выходим, граждане, не задерживаем!»

Матвей торопливо вышел из вагона и первым делом закурил. Окинул взглядом строгое здание, чувствуя одновременно и легкую оторопь, и гордость от своей причастности к невероятной силе, именовавшейся ныне «НКВД СССР»…

Дежурный, молодой парень с треугольниками сержанта Госбезопасности в петлицах, вежливо выслушал посетителя, просмотрел документы и суховато кивнул: «Ждите!» После чего позвонил по внутреннему телефону, коротко с кем-то переговорил и занялся своими делами.

Дергачев, стараясь держаться посолиднее, терпеливо ждал, незаметно рассматривая проходящих мимо мужчин — большей частью в форме. Кто-то предъявлял удостоверения, кто-то запрашивал разовый пропуск, а толстый мужик в светлой шляпе, непрерывно вытиравший лицо и шею платком, протянул дежурному бумажку — видимо, повестку — и долго выяснял, куда ему следует идти. «Ишь, как психует мужик! Небось чует кошка, чье мясо съела…» — мысленно усмехнулся Матвей и тут же увидел незаметно подошедшего к нему сотрудника.

— Дергачев?

— Так точно! — внутренне подобрался Матвей. — Я дежурному говорил, что…

— Идемте со мной! — распорядился мужчина. — Товарищ Медведев приказал устроить вас в общежитие. А ваши вещи?

— На вокзале оставил, — почему-то чувствуя себя виноватым, сказал Дергачев, — не таскать же по такой жаре! Вдруг товарищ Медведев в отъезде, или еще что… Я потом съезжу, заберу.

Следуя за мужчиной, он искоса посматривал на обтянутую гимнастеркой широкую спину и уныло размышлял о том, что для начала вообще-то могли бы и в столовую отвести, а уж потом и все остальное.

«Ладно, про столовую потом спрошу. Все равно надо будет на вокзал возвращаться…» — прикинул Матвей, чувствуя, как в душе ворочается нечто вроде сожаления об оставленном Воронеже — таком привычном и уже по-домашнему своем, и растет смутная неуверенность в том, что приезд в Москву был действительно правильным и верным решением. Но тут же вспомнил о Зинаиде и, мысленно сплюнув, решительно сжал зубы — ничего, на новом месте всегда так! Со временем все утрясется, образуется. Люди привыкают, и он привыкнет!

«Потом еще и смеяться будешь, мол, дурак такой, перетрухал, как пацан, и домой сбежать хотел! Ничего-ничего, мы тоже, можно сказать, не лаптем щи хлебаем, — бодрился он, стараясь убедить себя, что все сделал правильно. — Да и от той дуры подальше — пусть в своем Воронеже сидит, на машинке стрекочет! Не поехала — и хорошо!»

Ситуация с опостылевшей семейной жизнью разрешилась сама собой: когда Матвей сообщил Зинаиде о переводе в Москву, женушка привычно повела плечами и фыркнула: «Вот еще! Брошу я жилплощадь и буду там с тобой по общежитиям торкаться! Вот как квартиру или хотя бы комнату выслужишь, тогда и приеду. Только ведь по твоей-то должности старшего конюха комнату тебе разве что после мировой революции дадут! Так что скатертью дорожка, муженек дорогой! А я тут и без тебя не пропаду — даже не сомневайся!» В последнем Дергачев действительно ничуть не сомневался…

С Медведевым удалось встретиться лишь через несколько дней, в течение которых Матвей успел немного обжиться на новом месте. Впрочем, особо-то и привыкать было не к чему — казармы и общежития примерно одинаковы от Владивостока до западной границы. Солдатская койка с подушкой и грубым синим одеялом, украшенным черными полосами, тумбочка, вешалка. Коридор, бытовка, туалет с умывальником и обязательной подставкой для чистки сапог — вот и вся роскошь.

Медведев принял Дергачева радушно, явно радуясь встрече со старым знакомым. Секретарь принес в кабинет чай, расставил все на столе и бесшумно удалился. Хозяин осторожно отхлебнул из стакана и поинтересовался:

— Ну, как, привыкаешь на новом месте?

— Да помаленьку, спасибо, — пожал плечами Матвей. — Толком еще не разобрался. Определили меня в административно-хозяйственный отдел — так, кажется, называется. Дали полуторку, ничего машина, можно сказать, бегает. Только город-то я не знаю. Хорошо, сопровождающий всегда рядом — так он и подсказывает, где направо, где налево. Стройматериалы вожу, продукты, грузы всякие-разные. В общем, работаем помаленьку, товарищ Медведев.

— Ничего, освоишься! Легковых свободных не было, уж извини, так что пока на полуторке покатайся. Москву получше изучишь и все такое. А потом попробую тебя на «персоналку» перевести, вроде обещают нам в наркомат несколько машин.

«Про Зинку не спрашивает, значит, знает, что один я приехал, — думал Дергачев, прихлебывая из стакана в красивом подстаканнике и хрустя маленькими, очень вкусными сухариками. — А сам что-то невеселый — хоть и улыбается. Все о чем-то своем думает. Да, видно, не зря начальству паек побольше дают — забот и дел у них не с наше. И спрашивают небось построже…»

— Вы-то здесь как? — уже вслух спросил он, глянув на одинокие золотистые звездочки в петлицах хозяина. — Вам ведь вроде повышение обещали.

— Ты про это? — Медведев щелкнул пальцем по петлицам и, усмехаясь, пренебрежительно отмахнулся: — Да ерунда! Приказ уже подписан, так что скоро и звезды будут. Да не в них дело — работы, брат, невпроворот! А времени просто катастрофически не хватает. Не поверишь, жену реже, чем наркома, вижу!

— А вы товарища Сталина видели? — Матвей кивнул на портрет, висящий за спиной хозяина кабинета, и вновь отхлебнул из стакана. Хотелось курить, но достать свой «Беломор» он постеснялся.

— Видел, — ответил Медведев. — Правда, всего два раза, да и то издали. Первого мая на трибуне и на совещании. Ну что, тебе, я думаю, пора. Да и у меня дела. В общем, как что изменится, тебе сообщат. Бывай, друг…

Дергачев вернулся в казарму и завалился спать, не обращая внимания на читающего соседа по комнате — флегматичного рослого латыша. Имя — Улдис — Матвей уже знал, а вот фамилию не запомнил. Да и невелика беда — все равно ничего похожего на обычный армейский коллектив здесь не было и в помине. Вроде и соседи, а каждый сам по себе — во всяком случае, так казалось Матвею. Поначалу он намеревался познакомиться с товарищами как положено: с крепкими мужскими рукопожатиями и обязательной бутылкой водки под нехитрую закуску. Но, как выяснилось, собрать и угостить всех соседей по комнате было задачей практически невыполнимой — всегда кто-то был в рейсе, на дежурстве и черт знает где еще. Поэтому с идеей красивого знакомства пришлось расстаться, о чем Матвей не очень-то и сожалел, поскольку все эти якобы дружеские пьянки-посиделки не любил. Нет, под хорошую закуску вроде жирной селедочки с лучком, да с горячей картошкой, со свежим хлебушком он, конечно же, мог выпить, но пить где попало и с кем попало служба в органах давно отучила. Пьянка — это всегда разговоры о бабах, о том, о сем. А пустой болтовни Матвей терпеть не мог, поскольку накрепко запомнил слова своего армейского старшины насчет дурного языка, который «до Киева не всегда доведет, а вот до ближайшей стенки — запросто!»