Алексей Шерстобитов - Чужая жена [СИ]

Со временем отец Филофей заметил — как бы он не отказывается от денег, они сами текут к нему не худеющим потоком. Ясно уже осознавая, что прибыль эта не для него, он совместно с местными предпринимателями организовал небольшой фонд нуждающимся, из которого выдавались по решению прихода, то есть людей воцерковленных, беспроцентные ссуды, которые можно было возвращать по возможности, что в кризисы выручало многих.

Протоиерей подумывал о небольшом ските, куда можно было бы удалиться к старости, но духовник запретил и мыслить об этом, указав, как на спасение его теперешние труды…

Мы вспоминаем и о воплощении зла на этих страницах — Ильясе. Он выжил. Как он сумел спастись, узнать не удалось. Укрепилось мнение о его гибели. Один человек не только видел его смерть — тонущим в болоте, но и клялся, что сделал несколько выстрелов в, поглотившую его, смрадную жижу. На удивление им оказался подкупленный террористами заместитель начальника местной полиции, который и сообщал им интересующие их данные. Испугавшись ответственности, перед самым арестом, он выстрелил себе в рот из двустволки… странным образом, дважды. Как ему удалось это второй раз уже без половины головы, следствие интересоваться не стало, хотя каждый думающий понимает и без подсказок, что возмездие хоть твориться Промыслом Божиим, но часто руками вполне живых людей…

Ильяс спасся, а значит еще не выбрал всю полноту, предназначенную ему. Через месяц он оказался замешан в каком-то криминальном скандале, окончившемся перестрелкой. Личность, впрочем, не была установлена, а потому ни в розыске, ни в оперативных разработках его не было, поскольку по-прежнему считался погибшим.

Все, что мы можем знать — заказчики из "ИГИЛ" [24] Данная организация запрещена в России не были довольны его действиями, считая их не просто провальными, а мошенническими. Он не мог объяснить ничего из случившегося: ни бесполезную гибель двоих профессиональных боевиков-инструкторов, направленных мусульманским государством, которое к этому времени уже перестало существовать на картах, перебравшись в привычные «катакомбы» подполья, разбросанные по всему земному шару, готовя новое, всегда более хитрое и ужасное. Обосновать не сработавшие пояса шахидов, якобы одетых на заложниках, ни отчитаться за потраченные средства тоже не получилось. Он чудом избежал «избиения камнями», но был объявлен врагом джихада и потворщиком неверных.

Именно после этого, в поисках средств для существования, он сколотил наспех банду из несколько человек, промышлявших наемничеством, да начал разбойничать.

Пока удача была на его стороне. Ничего для этих людей не могло быть через чур! Бравшиеся за любое преступление гастролировали они не только по России, но и бывшим союзным, когда-то республикам. Поскольку входить в доверие для них проще было среди своих — свои и страдали. Девяносто пять процентов из ограбленных и убитых были мусульмане, но тем было постоянно мало.

Так продолжалось до тех пор, пока Ильяс не узнал, что Мариам жива, мало того побывала в заложниках, была разведена и вновь вышла замуж за русского крупного чиновника, от которого у них дочь. Информация была случайна и казалась бредом, прежде всего из-за первичного источника, от которого ее слышал рассказывающий.

Молодой человек, о котором еще пойдет речь, поведавший, как бы невзначай, романтическую историю, будто бы и не подозревал, какие всплески гнева могут быть вызваны этими словами, слышал их от несчастного Рустама, до сих пор влюбленного в Мариам. Это обстоятельство послужило поначалу причиной недоверия, поскольку был уверен в смерти своего брата. Но не только в этом пришлось вскоре разувериться.

Раз узнав, забыть подобное Ильяс был уже не в состоянии, хотя благоразумно понимал, что сейчас, что-либо предпринимать опасно.

Гнев, конечно, деть было некуда, но просто одно желание причинить боль, не могло пересилить голос инстинкта самосохранения, который подсказывал, что пока его считают мертвым, он в безопасности. А это дело могло высветить его, поэтому он заведомо не хотел идти на бесполезный и бесплатный риск, за который, кроме всего прочего, придется заплатить подельникам.

Кстати, эти горцы, как и многие другие, ему были безразличны, хотя он по привычке лицемерил, показывая себя ненавистником неверных, фанатичным салафитом, проявляющим усердие на пути к Аллаху, да только ждущего какого-то секретного приказа, затаившегося террориста. В его планах, было прощание с ними навсегда, причем, он мог оставить их в живых, поскольку они знали его лицо, хотя и не имели понятие о его прошлом и настоящем имени, иначе убили бы его в первую же встречу.

Чужое благополучие часто не дает покоя, не имеющим его. Успокаиваются эти «злюки» только тогда, когда причина этого ужасного и гложущего душу чувства, иссякает при виде потери этого самого благополучия людьми, ранее им обладавшими, и называется оно — зависть.

У Ильяса не было ничего из того, что было у Мариам с Андреем: чувства, семья, ребенок, домашний очаг, уют, друзья, добрые намерения по отношению к другим, постепенно воплощавшиеся. Говоря правду — ничего из всего этого и не прельщало его. Деньги и власть! Возможности первого и упоение вторым в моменты насилия, были его страстями, питающими гордыню и ласкающими тщеславие. Он считал, что всё, связанное с семьей, добродетелью и чувственностью — глупость и слабость, не достойны его. Когда он хотел женщину, брал ее, то платя, то насилуя. Ничего теплого и нежного не рождалось в его сердце, ничего не трогало его душу, джины внутри его требовали приношений здесь и сейчас.

Новое непривычное переживание в отношении Мариам унижало его непомерную гордость день ото дня, став новой мукой, но пока терпимой. Чтобы сделать шаг необходимо было найти причину. Он не искал, надеясь, скоро закончив жизнь «налетчика», накопив достаточно, удалиться восвояси на другой континент, забыв все, что ему здесь не мило. Таким образом, Ильяс эти дни считал временным испытанием, обеспечивающим его будущее…

Последнее дело, само собой, проявилось в предполагаемой несметной добыче, через того же молодого человека, рассказавшего ему о Мариам и Рустаме…

Можно было бы закончить несколькими страницами раньше, и роман остался бы весьма удачно сложен. Продолжение может затянуть его. Но! Окончание любого подобного повествования означает, что это мы покидаем героев, прекращая свое существование рядом с ними, а не они нас, в то время как жизнь продолжается в обоих мирах.

Мало того, все будут жить в нашем воображении, если конечно, прочитанное о них зацепило за струны нашей души. Звук не оканчивается моментально, но продлевается, иногда повторяясь отрывками нот, а то и целых мелодий…