Алексей Шерстобитов - Чужая жена [СИ]

Пожалуй, мы продолжим. К тому же Андрей Светищев выжил, несмотря ни на что, а ведь предполагалась по одному из замыслов, его кончина. На то и чудо, чтобы быть чудесным!

Увлекаясь одной исторической личностью, мы, скорее всего, дойдем, изучая ее судьбу до кончины, максимум, обратив внимание на последствие его дел. Но кроме дел остаются потомки, родственники, друзья, товарищи, в которых продолжает жить частичка его духа, а может быть не растраченный потенциал его амбиций и стремлений.

Царь царей Александр Великий, продолжавший дело, начатое своим отцом Филипом Македонским, более известен, чем его предок, который сам предполагал и подготовил все деяния, которые после его неожиданной смерти совершил сын. Но если об отце мы еще слышали, как и о тех людях, которые восприняли разделенную власть последнего, по-настоящему властвующего из Аргиадов, после его смерти [25] Династия македонских царей, к которым принадлежали и Филип Второй и Александр Третий Македонские. , то о судьбах его сыновей Геракле и Александре, женщинах, принесших ему это потомство Роксане и Барсине, и, конечно, матери Олимпиаде, не слышали ничего. А ведь они все погибли насильственной смертью! Никто из них не упокоился в тишине, достатке, всеобщих любви и уважении. Тому были вполне понятные причины, действующие и сегодня.

Посланные первыми воины, помнящие своего царя в персидских походах, не смогли поднять руку на мать их давно покойного владыки. Молодые, слышавшие больше рассказов о друзьях Александра и заслугах, от них же самих и их приспешников, сделали это легко. Но разве думаем мы об этом, читая легкую повесть о любви или роман о влюбленных?

А между тем, не бывает человек да жизнь его плоской, ровной, однообразной, даже если речь идет о рабстве. Нет людей только хороших или только плохих. Каждый впитывает с детства всего по какой-то части, отдает, не приобретённое, а то, чего желает и переполнено его сердце.

Какой, на самом деле Светищев? Какова Мариам? Что мы можем сказать, кроме написанного о Ароне Державе? Каким представляется Ильяс? Могут ли следующие прочитанные строки перевернуть все в обратную сторону? Могут! Но могут и усугубить!

Чтобы понять, о чем речь, мы подсмотрим одну сцену, и следом продолжим, не возвращаясь более к этим размышлениям.

— Скоро! Скоро уже, Андрюшенька, ой… боюсь скоро, наступит то время, когда с жестокосердным упоением будут любоваться ни боями без правил, ааа… а, как в древнем Риме, избиванием до смерти обычных граждан, на аренах, которыми станут обычные улицы. Неважно христиан, мусульман, иудеев, для этого все хороши, была бы подоплека, а назначить на место страдальцев проще простого любого…

На большом экране телевизора, висящего над камином, показывали очередную версию боев без правил. Один очень здоровый россиянин, правда, бывший американец вот уже несколько минут мутузил, как отбивную американца китайского происхождения. Арон, услышав это пояснение диктора, продолжил с неподдельным сарказмом:

— Ну в самом деле! Ну ведь все перепуталось! Лишь бы зрелище… так нет же, еще и подоплеку придумают для усиления ажиотажа! Только, чтобы не думали, а лучше бы и не вспоминали о проблемах, а то и вообще свою жизнь забыли… Андрей! Ну разве может быть такое правдой?!

— Ароша, ты же знаешь, за деньги у нас все может быть… Хочешь, переключи на футбол, кстати, и меня там увидишь. Я на той же трибуне, что и президент. Правда, я больше похож на обслугу, чем не важного чиновника… Что-то вкус вискарика пропадает…

— Это потому, что еще утро, а ты уже бутылку добиваешь!

— Ну ты же не помогаешь!

— Зачем ты так с ней?

— С бутылкой-то? Ну, кто-нибудь, все равно ее бы опустошил…

— Я о Мариам…

— А что?… Ее все устраивает… Все, что надо у нее есть. Достаток… и так далее… Меня не в чем упрекнуть. Ночью я дома, выходные мы отдыхаем. Сын растет… Я только… не молодею…

— Вот именно…

— А что тебя беспокоит?

— Тебя, Андрей, в ее жизни нет! Ты после свадьбы, как будто из жизни ушел. Да, ты вечером дома, но пьяный в дробадан! В выходные… ты пьян уже с утра! А то, что у нее все есть — так не то ей нужно было. Ты ведь даже не замечаешь, она целыми днями плачет. Ты променял ее на… на вот это! Ты же скорее вспомнишь срок выдержки коллекционного виски, чем дату ее день рождения!

— Почему? Мняяя… сееейчас… оно уже было… Вот!

— Андрюша, день рождение у всех было, а вот когда будет? А и было оно, почти год назад и тогда ты не пил.

— Зато я был пьющим десять лет назад! Иии… я имею право!

— Ваш дом опустел! От тебя многие отворачиваются.

— Потому, что они не любят правды, которую я им высказываю прямо в глаза!

— Каждый раз все кончается скандалом и мордобитием.

— Ей Богу! Лучше бы я на ней женился…

— Арончик, ну что ты, лучше найди ключик от буфета, а то придется опять замок ломать… Мне буквально чуть не хватило…

— Андрей, что с тобой?! Ты становишься, как и все те, кто не смотрит, а пожирает эти зрелища глазами, залившись по самые зрачки пивом или другой бурдой. Вы ведь даже не подозреваете в этом вашем пьяном угаре, что следующими жертвами станете вы сами. Вы даже не заметите этого! Хотя нет! Первыми пострадают те, кто во что-то верит и к чему-то стремится! Те, кто задумываются — не нужны, зато в фаворе те, кто кивает уверенно головой, умеет это делать красиво! Неужели за год ты пропал?! Я не верю, ты же совсем другой! Ты же мечтал о ней! Вспомни! Теперь за бутылкой ни Мариам, ни мальчика не видишь!..

Раздался заливистый звонок, в каминный зал через минуту вошел молодой человек, с внешностью, говорящей о наличии в его крови кавказской крови.

— Андрей Викторович, супруга с мальчиком вернулись с прогулки, сейчас будем обедать, когда поедем в комитет?

— Ни-хах-да!.. Надоело мне все!

— Андрей Викторович, мне нужно машину из гаража вызвать, или мы сами?

— Вызывай, вызывааай. На 15.00… часик-другой поспим…

Молодой человек кивнул, и, даже не поменявшись в выражении лица, удалился.

Арон покачал головой и продолжил:

— Даже секретарь у тебя есть! Сам-то уже поди и делать ничего не делаешь.

— Мне положено, Карлыч… мне положено. Иии… ты прав — этот мальчик многое делает, но решение принимаю… пока я!

— Вот именно — «пока»!

Через полтора часа Светищев уехал, чувствуя себя разбитым. Поцеловав в лоб Мариам, и, потрепав челку сидящего в коляске малыша, он, улыбнувшись, попросил:

— Дорогая, займи, чем-нибудь Арончика. Будь осторожна, он сегодня не в духе — все бубнит и ругается. До вечера…

Дверь закрылась, женщина села на стул, оперлась локтями о стол и, запустив пальцы в густые волосы, тяжело выдохнула. Взгляд ее уткнулся в одну точку. Ребенок, что-то нечленораздельное произнес. Мариам протянула руку и начала слегка качать коляску. Взгляд, по-прежнему, не отрывался от поверхности столешницы.